Нашествие с севера

Все его слушали с должным почтением, ему лишь показалось, что Гейра что-то жевала, наверное, кору хлои, южного дурманного дерева, в честь которого была когда-то названа идолица-покровительница Собирателей Пены…

— Просрали победу! — начал Великолепный торжественную обвинительную речь, но тут же сорвался на крик: — Где Резчик?! Где этот помойный щеголь?! Почему вы за него отдуваться пришли?!

— Ищут, — спокойно отозвался Хач, который чувствовал себя среди прочих самым незапятнанным. — Все гарпии и все уцелевшие оборотни ищут. Вот-вот притащат.

Все вздохнули с облегчением — крайний был определен, и то, что с ним вскоре сделают в назидание другим, никого особо не волновало.

Ждать долго не пришлось. Не успел Сиятельный Морох продолжить свою мысль, как послышалось отдаленное хлопанье крыльев, и, разрушая мощными взмахами дымные строения Гейры, над скалой промелькнули две гарпии. Одна из них осталась кружить наверху, боясь без дела приблизиться к Великолепному, а вторая, опустившись как можно ниже, сбросила бесчувственное тело, обляпанное грязью и кровью. Определить, что это Траор, можно было только по лохмотьям, в которые превратился его роскошный черный камзол с красными кружевами. Резчик лежал, не шевелясь, но все знали, что умереть от подобных ран он не мог, если, конечно, на то не будет воли Великолепного.

— А ну-ка, приведите его в чувство! — скомандовал Морох.

Гейра подошла к бывшему товарищу, правой рукой схватила его за волосы и откинула ему голову назад, а на левую ладонь выплюнула свою жвачку и засунула ему в рот. Резчик тут же начал давиться и хрипеть, а по всему его тощему телу пробежала судорога.

— Очнись, дорогой, — ласково сказала ему Дрянь. — С тобой сам Великолепный говорить хочет, а ты валяешься как мешок с дерьмом.

Траор тут же сделал попытку встать, опираясь на плечо Гейры, но она уже отскочила в сторону, решив, что приказ выполнен, а дальше пусть Морох сам с ним разбирается. С третьей попытки ему удалось-таки подняться на колени и разлепить глаза.

— Великолепный! — прохрипел он. — Я не виноват! Я не хотел… Это всё Мясник! Он мне сказал, чтоб я не совался.

— А коли не виноват, так зачем бегал от меня? — поинтересовался Морох. — Пусть Мясник — главный… Помню, сам назначал… А приглядывать, значит, не надо! А кто доложил мне, что всех врагов заживо похоронил! Вон они, погребенные, сейчас мои последние войска добивают! Огнем жгут! Тебя бы туда…

Резчик почуял соломинку, за которую можно ухватиться, и завопил:

— Пошли меня! Я оправдаю! Я еще не дохлый!

— Ты уверен? — участливо спросил Морох, и ответом ему было молчание — вместо Траора, Резчика, Избранного перед ним валялся булыжник, на котором вырисовывалось каменное лицо с выпученными глазами и ртом, распахнутым в безмолвном крике.

— Не выбрасывай. Пригодится еще, — сказал Великолепный Гейре после короткого молчания. — Хотя мне сейчас не резчик нужен, а каменотес… Каменных идолов на дольше хватает. Обидно… Столько трудов, и не только моих, даром пропало из-за одного тупицы и одного лентяя, который хуже тупицы…

— Ваши шлуги вшегда ш вами! — подала наконец голос Щарап. — Мы ешшо им покажем.

— Щарап, старушка моя. — Чувствовалось, что после расправы с Резчиком гнев Великолепного несколько смягчился. — У меня нет слуг. Я уже устал повторять, что я свободен от вас, но и вы свободны от меня. Мы просто соратники, друзья, сообщники, собутыльники, наконец… Мы просто делаем общее дело, мы боремся за нашу мечту. Конечно, мы не можем сокрушить Небесного Тирана, но, разрушив его творение, мы расчистим место для собственного творчества. И нам уже не будут помехой законы природы, которые Он дал этому миру, ни эти мелкие твари, гордо именующие себя людьми. Чтобы начать творить что-то действительно великое, необходим Великий Хаос, а его невозможно добиться, не завоевав себе свободу, не уничтожив всё, что стоит на пути к этой свободе! Смертные со всем их ведовством, ремеслами, искусством лишь играют в кубики, которые подсунул им однажды Небесный Тиран, но мы-то не дети — мы жаждем истинного творчества, и наша с вами гордость не позволяет нам размениваться на мелочи.

Когда пламенная речь была закончена и Великолепный рукавом мантии отер со лба капельки пота, к нему на цыпочках подошел Хомрик и негромко сказал:

— А может, гарпий на них спустить.

— А ты знаешь, сколько трудов надо положить, чтоб одну гарпию слепить! Они ж сами не размножаются… Не научились еще. Нет уж, пусть мои истуканчики напоследок порезвятся, побольше народу порубят… Пусть. Мы пойдем другим путем. Эту войну мы проиграли… За двести лет с места не сдвинулись. Отныне мы будем помогать им, врагам нашим. Помогать в войнах друг против друга, в поисках причин для ссор. Для кровавых ссор! А еще есть голод, болезни, скверные правители, нерадивые работники, бандиты с большой дороги, склочные жены, дрянные бабы. — Он подмигнул Гейре, а потом поднял глаза куда-то вверх и крикнул: — Слава тебе, Творец, что ты наделил тварей твоих свободой воли и правом выбора! Я подскажу им, как следует употребить эти дары твои для пользы моей!