— Ему же двигаться тоже надо… Вообще-то, он — осторожный и внимательный… Развлекать меня пытается, когда силы есть. Как-то говорит: «Гляди, какая машина под окном стоит! Правда, на компьютерную мышь похожа?» Сам весело смотрит, глаза светятся… Тогда ещё иней выпал… Иней — светится, глаза у Тёмки — тоже светятся… Он мне говорит: «Это — твоя погода». Я спрашиваю: «Почему?» А он: «Ты же — Инева».
— Хорошо, что на шутки сил хватает.
— Он очень терпеливый… Даже удивительно… Меня просили держать его во время спинномозговой пункции и когда костный мозг брали из подвздошной кости на цитологию. Держать-то и не пришлось, — он спокойно лежал.
— Странно… Обычно дети его возраста боятся любых уколов… А зачем спинномозговую пункцию делали?
— Нейролейкоза опасались.
— А икону ты ему принесла? — спросила Лариса.
— Нет… Я его как-то спросила: «Тебе кто эту картинку принёс?» Он говорит: «Бабушка принесла… Только это — не картинка, а икона». Он мне потом ещё что-то рассказывал про эту икону, но так тихо говорил, что я почти ничего не поняла; переспрашивать не стала, чтоб не утомлять его; помню, что сама начала что-то рассказывать.
Слушая Юлю, Алексей невольно вспоминал то эпизоды из собственной врачебной практики, то рассказы знакомых ему медицинских работников; а потом вдруг несколько отстранился и, стараясь не привлекать к себе внимание, открыл тетрадь и быстро записал несколько строк. Его действия, однако, тут же заинтересовали Ларису. Подкравшись, она устроилась рядом и принялась изучать записи Алексея, а когда он отложил ручку, забрала тетрадь и, прочитав написанное целиком, спросила:
— Это вы по поводу, так называемого, «дня толерантности»?
— Да, да… Наблюдая вашу «нетолерантность», подумал вдруг, что вы, слава Богу, достаточно устойчивы к «духовно-нравственной отраве», вот и решил сделать небольшой набросок.
Тем временем тетрадь «перекочевала» в руки Юли.
— Что там, Юла? — поинтересовалась Анна.
Протянув с ответом с четверть минуты, Юля перестала покачиваться в такт воображаемой мелодии и сказала, обращаясь к Алексею:
— В «гадюшнике» вас за это точно «растерзают».
— Что там? — повторила Анна.
Юля взглянула на Анну, потом обвела взглядом присутствующих и, будто делая всем одолжение, снисходительно сказала:
— Могу прочитать. Слушайте:
«Жизнь» у нас порой — как анекдот…
В заведении учебном нашем
Не работал, не учился тот,
Кто не знает, как директор «страшен».
Но однажды… Что ещё за бред?!
Слышу и ушам своим не верю:
Мнениям любым «зелёный свет»
Дал директор, прикрывая двери;
Сам не понимал, что говорит,
Но, кому-то явно «подпевая»,
Так кричал, будто где что горит,
К толерантности всех призывая.
Уловив «логическую нить»,
Чувствую — знакомая мне тема:
«О-очень толерантна может быть
Слабая иммунная система…
Это с чем же нас хотят сроднить? —
— Без заминки размышляю сразу. —
— Не иначе, как хотят привить
Всем свою холуйскую заразу».
А директор — продолжал «вещать»,
Как «за правду чистую радетель»
И студентам требовал внушать,
Что терпимость — это добродетель…
Получалось: будто правды — нет
И бороться за неё — не надо…
Вот поверят люди в этот бред —
— И «рабовладельцы» будут рады…
Прут толпой на заработки к нам,
Наркоту везут к нам «гости» с юга;
Мы ж смиренно терпим этот хлам,
Кстати, больше терпим чем друг друга;
Терпеливы к хамам молодым:
Пусть они дойдут до беспредела,
Пусть в подъездах наших мат и дым…
Нам-то до того какое дело?..
Если вор желает воровать, —
— Мы потерпим; он — об этом знает…
И убийца — может убивать;
«Толерантный» суд — всех оправдает…
Правда, вот приличный человек
Крайним должен быть всегда и всюду,
И не сможет наказать вовек
Никакую подлую паскуду…
Убеждён на улице алкаш,
Что я должен денег дать на водку;
Даже удивился: «Как не дашь?!»
И я дал… ногой по подбородку.
Толерантность — это не моё;
Я — собой остаться постараюсь!
И студентам — «вдалбливать» враньё,
Разумеется, не собираюсь.
Не стремясь начальству угодить,
Я скажу, когда придут студенты:
«Толерантными — не надо быть!
Я прошу вас: будьте резистентны».
Глава 3
Тимофей
Юго-западная окраина города уткнулась множеством частных домов деревенского типа в поросшую лесом возвышенность. Узенькая речушка, покрытая льдом, местами ещё журчала по камням и убегала вглубь города, где превращалась в зловонную сточную канаву. Чудом сохранившиеся на склоне, родники притягивали к себе любителей чистой воды.
Тимофей вышел с двумя вёдрами за ворота и размеренно побежал по, протоптанной в снегу, тропинке туда, где уже набирали воду двое подростков. Увидев Тимофея, подросток, казавшийся постарше, отстранил второго, поздоровался, потом отодвинул вёдра и предложил:
— Тимофей Сергеевич, набирайте.
— Нет, нет; я подожду, — ответил Тимофей и поставил вёдра. — Я не спешу; а вам, наверное, ещё уроки делать.
— Тимофей Сергеевич, а можно к вам на тренировки?
— Я детей не тренирую… Если отец будет заниматься, — с ним приходи.
— А правда, что вы по секретной методике тренируете?
— Нет, Виталик… Лениться не надо — вот и вся «методика».
Дождавшись своей очереди, Тимофей подставил ведро.
— Разве в вашем колодце вода плохая7