Наше неушедшее время

Прекрасное несовместимо с оружием…

* * *

Объявляя войну соседям,

Тем самым мы объявляем войну себе[234].

Думаю, что все, кто познакомится с этими мыслями, задумаются над ними.

Люблю!

Заканчивая книгу, нельзя не задуматься снова: кому она может быть нужна, интересна? Или вообще никому?

Адa Сванидзе, готовя свои воспоминания, печалилась:

Зачем я исповедуюсь
во всей своей судьбе,
кому? Сама не ведаю.
Выходит, что себе[235].

Что мне кажется самым важным в моем жизненном опыте? Вера в хороших людей!

В моей жизни было и такое, чего я никак не желаю другим. Родился в ссылке, в тайге. Отец почти всю жизнь провел в ссылках. Голод ленинградской блокады. Тяжелая послеблокадная жизнь. Безотцовщина. Лютый антисемитизм последних сталинских лет – и все это на фоне расправ с интеллигенцией и подлинной культурой. «Анкетные данные» мешают жить. До 52 лет не мог побывать даже в тех странах, историю которых изучал. Ни в Африке, ни на Западе.

Что помогло мне все это пережить? Сочувствие, душевная поддержка…

В беде, в трагедии, в горе утешают лишь теплые сердца

родных, близких, друзей.

Благодаря им я и прожил так долго.

Считаю, что высокое звание – не генерал, не министр, не академик, а человек! Но только тот, кто не делает ничего недостойного, и помогает другим.

Вера в тутошних, российских, хороших людей и благодарность им – причина, почему я не переселился в американский Йельский университет. И не остался жить в Кейптауне.

В этой вере я совсем не одинок. Академик Игорь Семенович Кон написал книгу «Дружба». Она вышла в переводе на испанский, итальянский, китайский, немецкий, венгерский, болгарский, молдавский, словацкий, латышский и еще несколько языков. В нашей стране ее первое издание, в 1980-м, вышло тиражом 100 тыс. экземпляров, второе, в 1987-м – 200 тыс., третье, в 1989-м – 200 тыс. Четвертое в 2005-м, начинается словами: «Посвящается Аполлону Борисовичу Давидсону»[236]. Мы с Игорем Коном были друзьями с 1946-го до его кончины в 2011-м.

Может быть, мне уж очень везло на хороших людей, на друзей? Ведь есть же мнения, с древности до наших дней, которые тут заставляют задуматься.

Аристотель:

– О друзья мои! Нет на свете друзей!

Вольтер:

– Люди вообще такие плуты, такие завистники, такие жестокие.

Теперь принято говорить, что Пушкин – «это наше всё». Но он советовал своему младшему брату: «Тебе придется иметь дело с людьми, которых ты еще не знаешь. С самого начала думай о них все самое плохое, что только можно вообразить: ты не слишком сильно ошибешься. Не суди о людях по собственному сердцу, которое, я уверен, благородно и отзывчиво и, сверх того, еще молодо; презирай их самым вежливым образом: это – средство оградить себя от мелких предрассудков и мелких страстей, которые будут причинять тебе неприятности при вступлении твоем в свет»[237].

А в наши дни?

Окуджава:

Настоящих людей очень мало:
На планету – совсем ерунда…[238]

Высоцкий:

Не нравился мне век и люди в нем
Не нравились. И я зарылся в книги[239].

Так писали те, у кого были миллионы поклонников.

Неужели это было твердое убеждение Пушкина, а затем Окуджавы и Высоцкого? Или они писали так под влиянием временного, меняющегося настроения? Ведь Высоцкий утверждал и прямо противоположное:

Не знаю, как другие, а я верю,
Верю в друзей[240].

Да и Окуджава рассуждал: «Конечно, в жизни есть негативное, есть недостатки. И все это должно быть в литературе, и у меня есть, но меня больше интересует позитивная сторона, меня больше всего интересует прекрасное в человеке, а оно ведь в каждом есть…»[241].

Правда, легко в молодости верить в хороших людей, в дружбу. Куда трудней – в старости, когда думается:

Так и качаюсь на самом краю
и на свечу несгоревшую дую…
Скоро увижу я маму свою,
стройную, гордую и молодую[242].

Вспоминаю одного недавно умершего академика. Каких только высоких постов ни занимал! Чьих только судеб ни решал – и зачастую по-доброму! А последние годы – в доме для престарелых. К нему почти никто не заходил. Его телефон молчал. Я был тому свидетелем: заходил к нему.

Так ведь бывает – кончают жизнь в полном одиночестве.

Что ж, кого тут винить? Очень уж все теперь заняты. Дела, дела, дела… Такова сегодняшняя жизнь.

Меня это пока не настигло. Могу и хочу думать, как много достойных людей мне посчастливилось видеть, радоваться на них, дружить с ними.

* * *

Время, на которое пришлась моя жизнь… ушло оно в прошлое? Спорить можно бесконечно. Для меня оно – неушедшее. Его ранние годы, да и все остальные – как же они дают о себе знать сегодня!