Наша девочка

– Ты меня так напугала! Уснула и не проснулась. Столько часов спала! Я уже и зеркало к твоему рту подносила, чтобы проверить – дышишь ты или нет. Да меня Тамик так не пугал, как ты! Спишь и спишь. Я уже не знала, что и думать. Что болит? Где болит? Нога болит? Сейчас тетя Тамара придет, отвар принесет. Давай ты поешь! На вот, попей.

Тетя Соня поднесла к моим губам ковшик с водой. Я выпила весь.

– В туалет хочу, – призналась я.

Тетя Соня проводила меня в туалет и привела назад. Я старалась прыгать на правой ноге, поскольку левая была замотана бинтами.

Было не то чтобы больно, скорее страшно. Я поморщилась, когда ложилась в кровать.

– Вот, выпей еще, тетя Тамара оставила, – испуганно предложила тетя Соня.

Я ей не призналась, что морщилась не от боли, а оттого, что опять всех подвела. Мне было стыдно и больно, жалко тетю Соню и Наталку, обреченную на вязание, жалко Тамика, который продолжал хныкать – тетя Соня возилась со мной и не обращала на него внимания. Я тяжело вздохнула и, видимо, в эту же минуту опять уснула.

Проснулась я от звенящей тишины. В доме никого не было, даже Тамика. Совершенно никаких звуков. Я вышла во двор, но и там была тишина.

– Наталка! – позвала я. – Тетя Соня!

Никто не откликнулся. Я вернулась в дом в поисках записки – мама, когда уходила, всегда оставляла записку. Но ведь тетя Соня не моя мама. Может, они все в гости ушли? Или гулять? Мне стало обидно до слез. Я ведь вроде как болею, а меня все бросили.

Когда я вспомнила про то, что болею, мне стало себя очень жалко, хотя нога совершенно не болела. Ни капельки. Я спокойно могла на нее ступать. Правда, воспоминание о прошлом вечере заставило меня немедленно захромать. Я обошла все помещения – зимнюю кухню, летнюю, на огород вышла, надеясь хоть там увидеть Наталку, даже заглянула в курятник. Там на меня накинулся петух, так что пришлось спасаться бегством. Мне очень хотелось посмотреть на котят, но петух боялся только Наталки, а на меня бросался смело и дерзко.

– Кис-кис-кис, – позвала я, рассчитывая, что хотя бы Багира прибежит. Но и кошка не появлялась.

Что мне оставалось делать? Несмотря на то, что я уже почти неделю жила в доме тети Сони, село я так и не узнала – везде ходила за Наталкой. К тому же она всегда выбирала разные дороги и тропинки, так что даже до магазина я бы не смогла добраться самостоятельно. От этой мысли мне опять захотелось плакать. Неужели я настолько бестолковая, что не могу ни двор подмести, ни орехи своровать. Даже в курятник без Наталки зайти не могу. И никогда, никогда я не понравлюсь Мишке. От последней мысли мне совсем стало нехорошо – ведь я призналась сама себе в том, что Мишка мне нравится, несмотря на слова дяди Жорика. Что мне оставалось делать? Я все-таки решила заплакать, усевшись на ступеньках дома.

В этот момент в калитку постучали, и во двор вошел высокий мужчина в костюме. От его костюма и ботинок шел свет, по крайней мере, я так подумала. Казалось, он весь сверкал и искрился. Он держал в руках букет цветов.

– Здравствуй, девочка, – обратился ко мне мужчина. Мне он показался интересным – вроде бы пожилой, но выглядит не как пожилой.

– Здрасте. – Я изо всех сил старалась вспомнить, видела ли я его раньше.

– Где хозяева? – Незнакомец улыбался.

А я смотрела на его ботинки, у которых были ужасно длинные носы, как в книжке про Маленького Мука. Только они были черные и тоже сверкали. Я думала о том, что ему очень тяжело ходить в таких ботинках – наверняка он цепляет носами землю. Мужчина нависал надо мной, создавая тень, и продолжал светиться, а я сидела на ступеньках. От этого нависания мне опять стало нехорошо. Я не знала, что делать в таких ситуациях, и очень разозлилась на Наталку, которая оставила меня одну.

– Не знаю, я тут одна, – промямлила я.

– А Тамара Георгиевна разве не тут? – расстроился мужчина.

– Я не знаю, кто это.

– Странно, меня уверили в том, что Тамару Георгиевну я непременно застану именно здесь. Возможно, она отлучилась?

Я почувствовала, как к горлу подступает комок, и с трудом боролась с соблазном снова хлопнуться в спасительный обморок. Этот мужчина говорит так необычно – как в книжках, которые я читала. Он был совершенно не похож на дядю Жорика и на дядю Давида. Да еще и искрился на солнце. Проморгавшись, я поняла, что свет идет от костюма, который блестел на солнце.

Он в нерешительности стоял передо мной, наверное, рассчитывая на то, что ему предложат присесть и подождать. Но я совершенно ничего не понимала в местном этикете и не знала, могу ли я вообще говорить с незнакомцем.

– Меня зовут Виктор Ильич, – представился мужчина, – а тебя как?

– Катерина, но здесь меня зовут Кариной, – ответила я.

– Да, да, так бывает, – рассеянно проговорил Виктор Ильич.

Я поняла, что он меня совершенно не слышит – думает о своем, как, впрочем, и я. Поэтому мы совершенно не чувствовали неловкости. Он замер, задумчиво разглядывая цветы в палисаднике тети Сони. А я гадала, кто же такая Тамара Георгиевна.