Он, изрядно уже поддатый, сидел рядом со мной. Не забывал наполнять рюмки, сыпал солеными ментовскими шуточками, приводя в смущение сидящую напротив даму. Она строго поглядывала на меня: распустил, мол, кадры, господин редактор. Учительница, наверное? Или бухгалтер…
- Почему, командир, не пьем? - приставал ко мне Рома.
- Отстань, не хочу.
- Больной, что ли?
- Больной, конечно. Не видишь - дистрофик.
- Ну давай, командир, выпьем на брудершафт - всю жизнь мечтал.
- Отлипни, Роман Константинович, пока в лобешник не получил. Дама посмотрела на меня с презрением: какой, мол, начальник, такие и
подчиненные. Майор захохотал:
- Ой уж, прямо в лобешник. Не бывало еще такого с Ромкой Бухари-ком. Да-да, такое с детства у меня погоняло. Вот и оправдываю. Ладно, отстаю, должен же быть среди нас кто-то трезвый. А я пойду, выпью с людьми по-человечески. Честь имею! Бонжур, командир, покедова.
Он ушел, щелкнув каблуками. Дама напротив облегченно вздохнула.
Пришла моя очередь поздравить молодых. Сказав короткую, в три слова, речь и вручив подарок, я стал пробираться к выходу. Молодожены устремились за мной:
- Что вы так рано? Не понравилось?
- Да что вы? Все было прекрасно, спасибо!
- Мы проводим вас.
И правильно, что пошли провожать. Возле гардероба буянил Бухавец, зажав в углу чернявого паренька:
- Я тебе жало вырву, сука гэбэшная! К ним бросился жених.
- Ромка, оставь, это мой друган!
- Что же ты друзей-то таких выбираешь? - Бухавец, оставив в покое чернявого, стал заправлять выбившуюся из-под ремня рубаху. - Что, кроме соседей людей в этом городе нет?
- Ну и бугай! - сказал чернявый.
Где-то я его уже видел. Вспомнил - в криминальном отделе, сидели с Осетровым, когда я зашел, пили пиво.
Рома, который жених, отвел тезку в сторону, прошептал ему что-то на
ухо.
- Ладно, - пробурчал Бухавец, - так сразу бы и сказал, чего темнить было?
"Да, все переплелось в этом мире", - подумал я, выходя на улицу. Снег, мокрый и тяжелый, падал сплошной стеной, ее не пробивали уже и фонари над вывеской кафе "Снежинка".
18 февраля.
Зашел в криминальный отдел, и сразу глаза на лоб - вся стена над столом Бухавца оклеена повестками на допросы.
- Откуда столько, Роман Константинович?
- На ксероксе размножил. Красиво? - невинно лыбясь, он сиял, словно сапоги прапорщика.
- И зачем это тебе?
- А пусть не беспредельничают. Обнаглели!
- Что опять?
- Врывается во время допроса этот самый Немцов. Не сознаешься, грозит, отправим представление в Министерство печати, чтобы у редакции вашей отобрали лицензию. Закроют, говорит, газету, тогда зачешетесь!
- Даже так?
- Вот и я говорю - обнаглели! Пусть сначала работать научатся!
- Это в тебе ревность говорит, Рома.
- Какая ревность? К кому? К ним? Да они протокола правильно составить не умеют. Салаги!
- Ладно, Бухавец, остынь и займись делом - на четвертой полосе столько дыр, а ты тут лясы точишь.
- Есть, командир! - ухмыльнулся Рома. - Насколько я верно осведомлен, вам самому сегодня предстоит выступить в роли допрашиваемого. Желаю успеха!
Не ошибся, осведомлен точно - в кармане у меня повестка на допрос. Ровно в четырнадцать я у дверей знакомого особнячка на тихой заснеженной улице. Набрал по внутреннему телефону указанный в повестке номер. Появился сам следователь, конопатый капитан Шелунцов. Поздоровался за
руку, пригласил идти за собой по извилистому коридору с высокими потолками и обшарпанными стенами.
Да, ребята не шикуют здесь. Кабинет следователя - три на три, со стен сыплется известка. Небольшой письменный стол, два колченогих стула - вот, пожалуй, и все.
Закурив, Шелунцов начал допрос: "Кто визирует статьи в печать?", "Знакомы ли вы с Законом о государственной тайне?", "Кто размечает гонорар журналистам?", "Кто решает, на какой полосе публиковать статьи?", "С кем из офицеров ФСБ знакомы вы лично?" Я отвечал, стараясь не раздражаться, хотя, честное слово, после иных вопросов так и хотелось послать следователя прослушать цикл лекций на первом курсе факультета журналистики.
Вопросов ко мне накопилось много. Шелунцов задавал их, заполняя протокол на допотопном компьютере - клавиатура грохотала, как телега по булыжнику, монитор, казалось, вот-вот развалится. Сноровки большой печатать у капитана не было, поэтому допрос затянулся. Наконец-то он снял с принтера листы с протоколом и протянул их мне:
- Ознакомьтесь и распишитесь.
Взять я их не успел - опередил стремительно вошедший в кабинет начальник следствия. Быстро пробежав по протоколу глазами, он недовольно спросил следователя:
- Почему не спросили, капитан, с какой целью он хранил досье на добропорядочных граждан?
Шелунцов растерялся. Немцов переадресовал вопрос мне:
- Итак, с какой целью?
- Это допрос?
- Можете не отвечать. Сейчас. Но все равно вас спросят об этом не один раз - возможно, в суде или в каком другом месте.
- Договаривайте.
- Еще успею. С какой же целью?
- Это наша работа. Близились выборы, и очень не хотелось, чтобы бан-дюганы вошли во власть.
- Они такие же граждане, как мы с вами. Имеют право избирать и быть избранными.