Наш Современник, 2007 № 06

Однако остановимся на значении “кто ставит себя самого выше прочих”. Хоть и не содержащее ничего положительного, оно всё же ещё не катастрофично. Таковым оно становится, когда подразумевает не “выше прочих”, а “выше Бога”! А именно такое значение внедрялось в общественное сознание ещё со времён так называемого “гуманизма” или Возрождения, а затем широко распространялось в эпоху Просвещения,

которая на самом деле явилась эпохой глобального Затмения и величайшего помрачения умов. Пафос обожествления человека как “меры всех вещей” стал фундаментальной основой для теоретических построений и программных документов восторжествовавшего материализма и вдохновляющей идеей для ниспровергателей традиционных устоев. Этот же пафос продолжал своё триумфальное шествие по планете и на протяжении всего ХХ века, пользуясь одинаковым почётом как в капиталистическом, так и социалистическом мире. Отметим, что современное общество потребления тоже его порочное детище.

Но тысячелетняя Россия созидалась и крепла как могучее государство на прямо противоположной идейной основе. Здесь “мерой всех вещей” всегда был Христос, и человек, сознающий себя Его образом и подобием, призывался не злоупотреблять дарованной ему свободой, а творческим даром пользоваться для совершенствования как собственной души, так и окружающего мира. Поэтому закономерно, что в недрах именно этого народа родилась пословица: “Сатана гордился, с неба свалился; фараон гордился, в море утопился; а мы гордимся, куда годимся?”

Сегодня, когда мы обсуждаем вопрос о человеческом факторе как источнике возрождения и процветания страны, впору задуматься: по силам ли столь благородная задача людям, сформировавшимся в эпоху застоя, или поколению, “выбравшему пепси”? И насколько прорывным может оказаться в этом смысле гражданское общество, будь оно даже наконец сформировано у нас? Ведь оно не более чем взаимодействие обособленных индивидуальностей, объединяющихся на какой-то момент с целью противодействовать произволу государственной власти. Без гражданского общества не может быть правового государства. Но только ошибочно возводить идею правового государства в ранг национальной идеи России, для которой юридическая норма закона всегда традиционно была подчинена закону нравственному, вытекающему из основ православного вероучения. Торжество христианских идеалов как основы нравственного закона, определяющего и правовые нормы страны, и её государственное бытие, - вот исконная и вечная национальная идея Российского государства.

Для реализации целей такого уровня России понадобятся коллективные усилия людей, объединённых не одномоментным порывом ради достижения некоей частной цели, а неизменной любовью к Родине и стремлением послужить её благоденствию и славе. А такое возможно только на соборных началах, в которых враги России почему-то усматривают “стадный инстинкт коллективизма”.

Нет, соборность - это взаимодействие таких индивидуальностей, которые ощущают Отечество общим национальным домом, дарованным им Богом, а себя самих - духовными братьями. Русская приверженность соборным началам дала повод Достоевскому говорить о “всемирной отзывчивости русской души”, которая и иноземцев воспринимает как братьев, ибо сознаёт, что все люди на земле - создания единого Бога.

Не возродив в нашей жизни эти соборные начала, не обретём мы и тех самых делателей, для которых идеалы святой Руси и традиции общего национального дома станут ориентирами как в выборе жизненного пути, так и в творческой и деловой активности.

Здесь мы вплотную сталкиваемся с проблемой воспитания подрастающего поколения на основе христианского понимания предназначения человека и его роли в мировой истории.

Пафос обожествления человека как “меры всех вещей” совершенно естественно приводит к гордыне: как тут не возгордиться, когда место Бога отведено человеку! Но и уничижение человека недостойно того замысла, который Бог вложил в венец Своего творения, сообщив ему Свои образ и подобие. Человек велик тем, что, будучи призван к сотрудничеству со своим Создателем, участвует в деле своего спасения, или “обожения”, порождая в собственном сердце не разрушительную гордыню, а созидательное чувство благодарности своему Творцу за попечение о себе и обо всём мире.

Вот и хочется спросить: где та школа - начальная, средняя и высшая, которая убережёт юные души от этой самой разрушительной гордыни, низвергающей Бога и ставящей во главу угла человека, которому в таких обстоятельствах “дозволено всё”, вплоть до физического уничтожения жизни на земле (а ведь все предпосылки для этого обезбоженным человечеством уже благополучно созданы!)? “Школа у нас отделена от Церкви”, ответят мне. Но разве школа у нас отделена от тысячелетней культуры нашего народа, которая вся зиждется и насквозь пропитана религиозными нравственными ценностями, напрочь отвергающими идею о том, что “человек - это звучит гордо”?! Почему же нельзя преподавать основы этой культуры нашим детям на добровольных началах?