Наш Современник 2006 #1

Звонарев сидел потрясенный. Но это был лишь первый удар. Второй нанес ему комсорг института, человек с порочным лицом, хотя сразу трудно было объяснить, что же именно в нем порочного. Но если приглядеться, становилось ясно: при довольно кустистых рыжих бровях красные “ячменистые” веки его были совершенно лишены ресниц, — сжег он их, что ли? Поэтому улыбался комсорг вполне благообразно, а смотрел страшно, как филин. По странному совпадению и фамилия его была Филин.

Филин вдруг зачитал две справки. Одна была из отдела кадров Московской станции “скорой помощи” — о том, что фельдшер Звонарев А. И. за минувший год лишь три раза дежурил в будние дни, другая — из комсомольской организации той же станции: что член ВЛКСМ Звонарев, работая на полставки, существенного участия в общественно-политической жизни коллектива не принимал.

Второй удар оказался не слабее первого. Не то чтобы Звонарев не ожидал от Филина чего-то подобного, но он совершенно не понимал, какова была изначальная необходимость проводить такое кропотливое расследование. Неужели его мало кого волнующее в либеральном Литинституте вранье насчет работы в будние дни и общественной нагрузки? Но это было невероятно. И почему вдруг это совпало с другим невероятным событием: зубодробительной характеристикой Зайцева?

Меж тем лавина угрожающих интонаций у членов комиссии набирала обороты. Звучало уже: “исключить из комсомола”, “исключить из института”. Тут легендарный ректор, до этого, казалось бы, дремавший, открыл глаза. Был это седовласый, стриженный бобриком старик с мужественным лицом, но маленького роста и коротконогий. Перед ним прямо на столе лежала массивная трость с медным набалдашником, которой он время от времени стучал по столу.

— Звонарев — аморальный тип, — пробурчал “старый Пимен”. — Как ему доверили делать стенгазету за первый семестр? — И, сделав паузу, добавил: — Стенгазета вышла хорошая, даже странно.

Вот спасибо, вспомнил! Сам Звонарев, растерявшись, забыл об этом. А стенгазета и впрямь вышла на славу! Друг Звонарева, художник, украсил ее смешными рисунками. В передовой статье Алексей резко критиковал институтское начальство за плохую организацию летней студенческой агитбригады, заброшенной на манер парашютного десанта в Горький. Пименов прочитал статью (а он, бедняга, не мог не прочитать, так как по недомыслию одним углом стенгазеты заклеили дверь в персональный туалет ректора, что близ его кабинета), вызвал к себе Звонарева и с подкупающей непосредственностью спросил: “Как же так? Я дал вам за агитбригаду по десять рублей премиальных из своего фонда, а вы меня же и критикуете?” Звонарев нагло ответил, что здоровая критика лучше похвалы. Старик покосился на него, пожевал губами и сказал, что у него тоже есть здоровая критика по содержанию материалов. Вместе с проректором они полчаса трепали нервы Звонареву, но критический пассаж насчет горьковской агитбригады оставили без изменений. Из-за него, может быть, стенгазета эта и всплыла в памяти Пименова. Получалось, что все-таки не совсем пропащий Звонарев! Были и у него нагрузки! Стенгазета, да еще хорошая, летняя агитбригада…

Пименов был сыном священника, но в конце 20-х годов возглавлял Союз воинствующих безбожников города Ярославля. Видно, тогда же он и “навоевался”, потому что не был жаден до студенческой крови. Напротив, по отношению к своему институту он часто употреблял слово “лицей”, как бы подчеркивая его духовную связь с лицеем Царскосельским. Исключать студентов он не любил: во-первых, потому что это были его студенты, а во-вторых, он уже исключил в 60-х годах поэта Рубцова и теперь ходил живым отрицательным персонажем истории литературы. Второй раз на те же грабли ему наступать не хотелось. Кто может поручиться, что сегодняшнего прогульщика и пьяницу завтра не провозгласят гением, как Рубцова?

Вот и сейчас он стукнул палкой по столу и сказал, не глядя на Звонарева:

— Аттестовать мы вас не можем. Вы свободны. Хорошенько подумайте над своей жизнью.

На лицах парторга и комсорга отразилась откровенная досада.

Алексей на ватных ногах вышел за дверь. Прощай, стипендия! Но ведь не исключили! Учиться можно и без этой аттестации! Вот без положительной творческой характеристики долго не протянешь…

Следующий день принес новые невзгоды. Едва Звонарев приплелся домой со злополучной аттестации, ему позвонили с работы и пригласили на завтра на заседание врачебной комиссии.