Наш Современник 2006 #1

— Всего доброго. Не забывайте о санатории. Чем скорее отправитесь, тем лучше. Шпионов много, а здоровье у вас одно, — брякнул он по привычке медицинскую глупость.

Полковник никак не отреагировал на его пожелания, снова уставившись куда-то поверх головы Алексея.

* * *

Супруга полковника нервно ждала Звонарева в гостиной. Рядом с ней стояла тоненькая русоволосая девушка с точно такими же скулами, как у полковника, что, впрочем, делало ее похожей вовсе не на отца, а на молодую Марину Влади в фильме “Колдунья”. Обе женщины с минуту внимательно смотрели в глаза Звонареву. Потом старшая жестом снова пригласила его на кухню. Там дочь полковника проворно налила ему кофе, пододвинула вазочку с печеньем.

— Ну что я могу сказать? — начал Звонарев, отпив из чашечки. — Как я и подозревал, вы ошибались, утверждая, что у вашего мужа нет неприятностей на работе. Просто они связаны не с его личной карьерой, а с положением дел вообще. А поскольку дела у него секретные, он о них и не говорит. Мое личное впечатление о состоянии психики вашего супруга таково: если его неприятности не выдуманы, то поведение его вполне естественно. Если же они плод его воображения, налицо маниакальный синдром. В этом случае с ним должен работать психиатр, а не я. Я же никаких внешних психических отклонений у него не заметил, кроме заторможенности, вполне объясняемой усталостью. Пьющие люди в таких случаях снимают стресс алкоголем, он же не пьет. От предложенного мной укола седативного препарата он отказался. Уверяет, что уснет сам. Вот и все, что я могу сказать.

— Все? — всплеснула руками дама. — Но вы же разговаривали с ним около сорока минут! Как же ему быть с работой? С заграничной командировкой?

— Мама!… — укоризненно сказала дочь.

— Я высказал предположение, что ему надо подлечить психику в санатории. Он, между прочим, со мной согласился. Это надо использовать. О заграничной командировке, полагаю, следует забыть. Если он поедет, то будет хуже. Что же касается предстоящего повышения по службе, то едва ли начальство отменит его из-за того, что ваш муж попросится отдохнуть и подлечиться в санатории. Ценных работников не загоняют до полусмерти. Вы, наверное, и не помните, когда он последний раз был в отпуске?

— Да, кивнула дама.

— Ну вот. Значит, ему пора в отпуск.

Одеваясь, опытный Звонарев проверил карманы шинели, вытащил оттуда знакомый уже конверт и, строго насупив брови, вернул хозяйке.

* * *

Через несколько часов полковник Трубачев покончил с собой.

Утром на подстанцию нагрянули кагэбэшники. Они допрашивали Звонарева в кабинете заведующего, которого довольно бесцеремонно выставили за дверь. Пораженный известием о самоубийстве пациента, Алексей сразу же допустил ошибку: упомянул о его пистолете.

— А почему вы сразу не сообщили о нем — скажем, в милицию? — спросил, прищурившись, старший, представившийся капитаном Немировским, — человек с лицом, туго обтянутым кожей, как у египетской мумии, и длинными плоскими руками. — Сделай вы это, человек был бы жив.

— Да, если бы он не выбрал петлю. Я думал: он военный, ему положено оружие.

— А откуда вы узнали, что он военный?

— Жена сказала.

— Зачем?

— Это вы у нее спросите.

— А вы разве не знаете, что наши военные, как правило, не хранят табельное оружие дома?

— “Как правило” — вы сами сказали. Но у каждого правила есть исключение.

— В чем же оно в данном случае, по-вашему?

— Ну… видимо, он особенный военный, — допустил вторую грубую ошибку Звонарев.

— А об этом кто вам сказал? — Немировский глядел в упор на Звонарева.

Алексей вспомнил вдруг откровенно неприязненный тон, которым покойник говорил о “гэбэшниках”, и замялся.

— Да так… сам догадался.

— Не ври! — хрипло прикрикнул на него верзила чекист, сидевший сбоку стола. — Ты с ним беседовал сорок минут и не провел никакого лечения. О чем вы говорили? — Он, вероятно, играл роль так называемого “злого следователя”.

Звонарев, в жилах которого текла и дворянская кровь, болезненно не переносил фамильярности и хамства.

— Я с вами коров не пас, — сказал он сквозь зубы верзиле. — Попрошу не “тыкать”. — Судя по быстрому косому взгляду Немировского в сторону верзилы, этого было достаточно, но Звонарев никогда не умел вовремя остановиться. “Злой следователь” запнулся, а его понесло: — На арапа берете? Думаете: мы с этим фельдшером сейчас по-свойски разберемся? А знаете ли вы, что я студент Литературного института? — Это была его третья ошибка и, пожалуй, самая серьезная, судя по тому, как дернулись “гэбэшники”. Но наивный Звонарев посчитал, что они просто испугались, поэтому продолжил свой “натиск”, чреватый новыми ошибками. — Я вас, между прочим, свободно могу послать на три буквы! Я вам что — подозреваемый, что ли? Нашли за кого зацепиться! Вы что думаете: я к этому полковнику по своей охоте приехал? Я целые сутки работал, почти не спал, а они мне голову морочат! О пистолете я им не сказал! Пистолеты мне ваши до лампочки — я ими не занимаюсь. Я лечу людей, а пистолеты — ваше дело. И шпионов ловить, кстати, тоже.