Важной теме посвящена статья “Советский режим в послевоенные годы: новации и консерватизм (1945-1953)”. В последние годы на эту тему появилось много обстоятельных книг, опубликованы серьезнейшие источники. Данная работа относительно немного прибавляет к уже известному — и по осмыслению вопросов, и даже по охвату фактических материалов (любопытно, что самое ценное отнесено в примечания, а не в текст самой статьи). Кратко сказано, например, о кровавом “ленинградском деле”, но обойден важнейший вопрос о русско-патриотическом настрое наследников А. Жданова — Н. Вознесенского, А. Кузнецова, М. Родионова и др., хотя именно этот вопрос ныне серьезнее многих других.
Вообще авторы сборника словно избегают употреблять само слово “русский”. Вот статья “Ментальность народов России” — во многом интересный и новый подход в нашей историографии (хотя в научной работе избегать надо бы новомодных газетных словечек). Дело доходит до того, что, говоря о героической обороне осажденного Ленинграда, замечается: “В сложнейших ситуациях спасала российская ментальность”. Автор, надо полагать, имел в виду знаменитую и хорошо описанную в литературе русскую выносливость и долготерпение.
Четыре работы в сборнике посвящены истории Польши в мировой войне. Понятно, это был сложный и драматический узел эпохи. Ныне в России вышло немало основательных работ на эту тему. шумное (и во многом провокационное) “дело Катыни” еще более возбудило общественный интерес. К сожалению, эти материалы мало что добавляют к уже известным обстоятельствам и суждениям. Некоторым исключением можно считать статью “Исход войны в Европе и судьба Польши”, но она написана в жанре исторической публицистики и несколько выпадает из академического стиля, не случайно там даже нет ссылок на источники (единственный случай в сборнике).
В сборнике имеются публикации, представляющие несомненный интерес. Такова, например, статья Е. Малышевой из Майкопа “Патриотизм и коллаборационизм в годы Великой Отечественной войны”. Тема острая, у нас ее тщательно обходили долгое время. Общеизвестно, что гитлеровское нашествие грозило гибелью и уничтожением всем без исключения народам Советского Союза. Скажем, карательные отряды крымских татар зверствовали на полуострове, а их вожаки рассчитывали на последующую благодарность фюрера. Но они ошибались: в Крыму захватчики собирались устроить образцовую германскую колонию, а “туземцев” куда-нибудь убрать. Однако автор работы справедливо отмечает, что фашистские захватчики испытывали особую вражду именно к великому русскому народу.
Е. Малышева напоминает директиву оккупационным войскам: “На юге использовать в наших интересах наличие противоречий между украинцами и великороссами… На Кавказе между туземцами — грузинами, армянами, татарами — и русскими… В прибалтийских странах использовать в интересах Германии противоречия между литовцами, эстонцами, латышами и русскими”. Планы гитлеровцев шли еще дальше, чем непосредственное использование националистов в антирусских целях, речь шла о полном расчленении России и уничтожении российской государственности. Еще перед самым началом войны Розенберг наставлял в Берлине своих присных перед отбытием их на завоевание “Востока”: “Задача нашей политики — органически выкроить из огромных территорий Советского Союза государственные образования и восстановить их против Москвы, освободив тем самым Германскую империю на будущие века от восточной угрозы”.
О пресловутой “восточной угрозе” мы слышали и задолго до фюрера, слышим и сегодня. Определенным силам мира Россия мешает изначально и всегда. Переиначив несколько слова Сталина, можно повторить, что гитлеры, действительно, приходят и уходят, но ненависть к исторической России на Западе, к сожалению, не проходит и никакие горькие уроки впрок не идут.
Но вернусь к тому, с чего начал — наследия Вадима Валериановича Кожинова. Значение его становится с годами всё более и более очевидным. Да, мы все были товарищами и ровесниками, но теперь, находясь уже на склоне жизни, могу сказать спокойно и твердо — то был выдающийся русский мыслитель.
Коснемся еще одной кожиновской темы — о природе русского патриотизма. С петровских времен, с самого создания великой Российской империи, русский патриотизм с неизбежной необходимостью сделался патриотизмом имперским. Когда Пушкин гневно вопрошал врагов наших — “иль русский от побед отвык?”, то имелись тут в виду отнюдь не только великороссы, но и князь Багратион, башкирские всадники, вошедшие в Париж, многочисленные немцы на русской военной службе.