После взятия высоты я с командиром пулемётного взвода укрылся в маленьком каменном погребочке длиною чуть больше моего роста (176 см) и низким потолком; дверь была вышиблена взрывом. Свои головы от осколков, залетавших через вход, укрывали за простенками из прочной каменной кладки. Ждали прямого попадания снаряда. Когда снаряд разрывался очень близко, мы, внутренне подбадривая себя надеждой на «авось», всё-таки тревожно поглядывали друг на друга. Огонь вёлся какими-то волнами. Через некоторое время слышу надрывный крик: «Товарищ старший лейтенант!». Я выскочил: солдат, сильно раскрасневшийся от волнения, перебежек и обстрела, с запекшейся в уголках рта белой пеной, кричал мне, судорожно сжимая в руках разбитую винтовку с совершенно оторванным прикладом. Странно было видеть в руках голый ствол с затвором без штыка. Он подал мне записку от командира полка, в которой было написано: «Командиру 9-й роты. Ближе к нам, в лес». Я вытащил из командирской сумки полевую книжку, спросил его фамилию, имя и отчество (солдат был не из нашей роты) и записал: «Кухаренко Иван Васильевич — к награде». Запись, как и записка, сохранилась. Конечно, ни Кухаренко, ни другие отважные воины роты, фамилии которых впоследствии я продиктовал, лёжа ничком на носилках у санбата перед отправкой меня на операционный стол, не были награждены, о чем я узнал у старшины Гринько, случайно встреченного после моего и его выздоровления в запасном полку.
Награждение — важнейшая часть боевой деятельности — была отдана на откуп политотдельцам и комиссарам, штабистам и писарям, которые непосредственно в боях не участвовали, а прятались по щелям и тылам, появляясь в своих канцеляриях только после окончания боёв. Себя эта братия награждала в первую очередь. Если проанализировать количество награждений, то на первом месте будут они, на последнем — непосредственные участники, бившиеся с врагом насмерть на первой линии огня.
Через 34 года в Москве у меня в гостях собрались однополчане-фронтовики — бывший командир полка полковник Водовозов Р. Н., назначивший меня после госпиталя заместителем командира батальона по строевой части, заместитель командира полка по политчасти подполковник Подгорецкий В. М. (участник боёв в Испании), капитаны Марков С. В. и Рыбников Г. Н., комсорги Рыбкин A. M. и Редькин П. П. Естественно, заговорили о войне. Спрашиваю Рыбникова Г. Н., следовавшего с Курешовым Н. Д. в наступление с рацией за плечами: «Знаешь ли ты почерк Курешова?». Он ответил утвердительно. Достаю чемодан, извлекаю из сохранившейся продырявленной осколком полевой сумки эту записку и показываю ему. Смотрит на этот маленький листочек, вырванный из немецкого блокнота, как завороженный и молчит. Видим, заволновался, кровь ударила в лицо. Он медленно поднялся, не отрывая взгляда от записки, и попросил у меня чистый лист бумаги. Все замолчали, ничего не понимая. Не садясь, внаклонку, он расписался и, возвращая мне лист, произнёс: «Так это же моя подпись, эту записку я писал». Все поднялись с мест и сличили подписи. Совпадение полное. Задаю ему вопрос: «Записку писал по своей инициативе?» В ответ услышал, что по приказу командира полка. Он спросил меня, когда я её получил. Отвечаю: «А ты помнишь вторичную атаку штурмовиков на позиции немцев, с которых они хотели уничтожить роту?» — «Помню». Это была приятная неожиданность и для меня, и для него. Записку эту Рыбников сфотографировал, размножил и несколько фотографий подарил мне.
Обратно на исходные рубежи мне не пришлось возвращаться, опыта в этом деле не имел. Те из командиров и солдат, кто наблюдал за сценой с Кухаренко, несомненно, догадывались о возможной смене направления наступления, так как связной прибежал неспроста. Я махнул рукой в обратную сторону, давая понять, чтобы рота следовала за мной, ибо никто не знал о содержании записки. С холма я побежал вниз, рота устремилась за мной.
Немецкие артиллеристы по отходящей ротной цепи стреляли настильным огнем. Мы впервые оказались в положении, когда снаряды пролетали позади нас, но весьма близко. Ощущение пренеприятнейшее, не поддающееся описанию: разреженно-завихренный воздух проникал до кожи спины, груди и живота и как бы подталкивал вперёд с лёгким отрывом от земли. Разрывы вздыбливали впереди землю. Зная законы разброса осколков, я, не останавливаясь, бежал к Курешову Н. Д., увлекая за собой роту. Посмотрел на автомат — цел. Вскоре нас начали обстреливать противотанковыми снарядами. Добежав до маленького сарайчика, увидел за ним три наших притаившихся танка Т-34. Танкисты покинули свои «коробки», и старший лейтенант стал давать сигналы самолетам белыми ракетами, посылая их в сторону только что покинутой нами высоты. Взглянув вверх, увидел наших штурмовиков, уже наклонившихся для атаки. Буквально минуты спасли нас.