Наш Современник, 2005 № 05

Ведь кто такой Лев Аннинский? Ни одной статьи, которая стала бы этапной в критике. Об отсутствии всякого эстетического, художественного чутья свидетельствуют хотя бы его панегирики упомянутым выше бездарным опусам Рыбакова и Владимова. Чего бы ни коснулся он в русской классике — всё у него сводится к гаденькой цели — «обличить русскую дурь». Десятки лет потешается иронист не только над «Левшой» с его «непрыгающей блохой», но и над героями-праведниками Лескова, по поводу которых сам писатель сказал: «Сила моего таланта в положительных типах», «искусство должно и даже обязано сберечь сколь возможно все черты народной красоты».

В последнее время наш Лёва весьма активизировался по части «обустройства России». К его радости, нет больше «империи зла», навечно покончено с «имперскими амбициями» России. «Никакой зримой перспективы у России нет; из числа великих держав мы вылетели навсегда, пора нам с этим смириться, да заодно и поучиться у „народов малых“. А проблема — реальная: как России, которая на протяжении полутысячелетия играла роль „великой“ державы, влезть в роль рядовой, малой страны» («Литературная газета», № 24, 2004). Поскольку сильная, великая Россия немыслима вне Церкви, Православия, то наш оракул старается напакостить им. Чего стоит его интервью под названием «Церковь или стая» («НГ». Религии, № 23, 15 декабря 2004). Не считая себя православным, он так расфасовывает содержимое своего «я»: «Я от этих самых „иноверцев“ сам происхожу еврейской своей половиной. А если брать половину казачью с мечтами о том, что казаки не такие русские, как все остальные, а особый народ („субэтнос“, как сказал бы Лев Гумилев), так я и вовсе по всем корням „иноверец“…» «Как быть в таком случае? — спрашивает „иноверец“ и отвечает: — Быть именно человеком надконфессиональной надэтнической общности», что означает для него быть русским. «Быть русским по культуре… а не „православным“». Православный ставится уже в кавычки, как нечто условное, уничижительное. Нашему иноверцу, надо полагать, известны слова Достоевского, что русский и православный — синонимы. Тем более культуролог, как он представлен в «НГ», должен знать, что именно Православие является основой, сердцевиной тысячелетней русской литературы, культуры. Не из таких ли иноверцев, плюющих на Православие, ненавидящих его, и вылупился в «Бесах» Достоевского талмудист Лямшин, запустивший в киот иконы мышь со «сверхзадачей». Да и не с Лямшиным ли аукается Аннинский в своём интервью: «Ну и чёрт… то есть Бог с ней».

Бросаясь в защиту «жидовствующих», Аннинский видит в них эдаких овечек, пострадавших за то, что они «не с теми якшаются». А ведь «ересь жидовствующих» в ХV веке была смертельной опасностью для православной России. Занесённая евреем Схарием (Захарием) в Новгород, ересь перекинулась в Москву, в другие места русской земли. Жидовствующие не признавали в Христе Бога, отвергали Троицу, церковные таинства, кощунствовали над Богоматерью, подрывали догматические основы церковной жизни. Всё это вело к разрушению Церкви, к гибели православной России, к её закабалению иудейством — наподобие Хазарии. На непримиримую борьбу с жидовствующими поднялись новгородский архиепископ Геннадий и игумен Волоколамского монастыря Иосиф Волоцкий, обличавший их в своём «Просветителе». Они закончили многолетнюю борьбу победой: на соборе в 1504 году ересь была осуждена и разгромлена.

Если всё это ничего не говорит нашему культурологу, то добавлю, может быть, нечто более «пикантное» для него. В шестом томе «Памятников литературы Древней Руси» (конец ХV — первая половина ХVI веков) отмечается, что «вопрос о содомии (гомосексуализме)… особенно остро встал во времена Филофея, когда ересь жидовствующих распространила этот порок и среди светских лиц (у еретиков, по предположению некоторых историков, он выполнял роль ритуального действа)». Как тут не вспомнить разгул этой публики в администрации Ельцина, о чём так картинно пишет в своих мемуарах генерал А. Коржаков, бывший начальник службы безопасности Ельцина.