Наш Современник, 2004 № 09

Вызываемые этим отчаяние и безысходность порождают нарастающую глобальную напряженность. Международный терроризм — лишь частное и не самое опасное ее проявление, являющееся аспектом глобального протеста, высокоэффективным транснациональным бизнесом и, не в последнюю очередь, инструментом воздействия наиболее развитых стран на прави­тельства менее развитых и на свои собственные общества.

Кризис глобального монополизма

 

Несмотря на изложенное, неблагополучие отнюдь не сконцентрировано в экономически слабых странах, терпящих поражение в глобальной конкуренции, но является общей проблемой. Причина этого — вполне марксистское загнивание глобальных монополий, почти не поддающихся регулированию государствами и международной бюрократией (последние были бессильны даже перед лицом традиционных производственных ТНК; сейчас же им противостоят во многом неформальные — и, соответственно, в принципе почти не поддающиеся даже обычному наблюдению — финансово-информационные группы).

Первый признак загнивания этих монополий заключается в том, что в 90-е годы ХХ века впервые после войны накопление богатства перестало само по себе вести к прогрессу в решении основных гуманитарных проблем человечества (загрязнения окружающей среды, нехватки воды, неграмот­ности, болезней, бедности, дискриминации женщин, эксплуатации детей и т. д.). Это свидетельствует об исчерпании традиционного механизма развития человечества и объективной необходимости смены его парадигмы.

Вторым проявлением загнивания глобальных монополий стал структур­ный кризис развитых экономик, а в силу их преобладания в мире — и всей мировой экономики. Высокая эффективность информационных технологий внезапно привела к классическому “кризису перепроизводства” их продукции в глобальном масштабе, который был усугублен наличием на пути расширения сбыта сразу двух барьеров: благосостояния и культуры.

Один из них стандартен: то, что растущая пропасть между развитыми странами и остальным миром приобрела технологический характер, ограничивает распространение новых технологий, которые оказываются слишком сложными, избыточно качественными и неприемлемо дорогими, и лишает развитые страны ресурсов для продолжения технологического прогресса на рыночной основе. Это осознается в терминах “цифрового неравенства”, которое ограничивает перспективы не только развивающихся, но и развитых стран.

Однако второй барьер, связанный с ориентацией информационных технологий на сознание человека, оказался совершенно неожиданным для большинства аналитиков. Принадлежность объекта воздействия к иной культуре снижает эффективность информационных технологий и ограничивает спрос на их продукцию; в результате культурный барьер, неощутимый для относительно примитивной продукции Ford , для изощренной продукции CNN оказывается непреодолимым.

В силу этого борьба за расширение рынков информационных технологий автоматически становится борьбой за вестернизацию традиционных обществ. Это вызывает крах слабых стран (даже в России с ее сильным пластом западной культуры попытки форсированной вестернизации привели лишь к национальной катастрофе, начавшейся в 1991 году, и финансово-идеологи­ческому краху 1998 года) и обострение противостояния относительно сильных незападных обществ Западу.

Сегодня это обострение используется для решения проблемы финан­сирования технологического прогресса. Ведь рост напряженности в мире, в том числе и в результате активизации международного терроризма, способствует росту военных расходов, являющихся не только инструментом стимулирования национальных экономик в рамках концепции “военного кейнсианства”, но и наиболее эффективным механизмом стимулирования технологических рывков.

Однако такой метод стимулирования развитых экономик (в первую очередь наиболее развитой экономики — США) применим лишь в краткие промежутки времени и является тем самым лекарством, которое гарантированно страшнее болезни.

Самое страшное в нем то, что он разжигает конфликт даже не столько между развитыми и неразвитыми странами, сколько между странами, относящимися к различным цивилизациям, — а глобальная конкуренция сегодня является в первую очередь межцивилизационной.

Кризис межцивилизационной конкуренции

 

Человеческие цивилизации — культурно-исторические общности, объединенные не только тесными экономическими связями, но и более глубокими факторами, связанными с близостью культур, — схожими системами ценностей и мотиваций, мировоззрением, образом жизни и образом действий .

Социализм и капитализм конкурировали в рамках единой культурно-цивилизационной парадигмы, и силовое поле, создаваемое биполярным противостоянием, удерживало в ее рамках остальное человечество, оказывая на него мощное преобразующее влияние. Исчезновение биполярной системы уничтожило это силовое поле, высвободив две глобальные цивилизационные инициативы: исламскую и китайскую.