В шестидесятых годах теперь уже прошлого столетия лучшие русские писатели, мы, “молодогвардейцы” (авторы журнала “Молодая гвардия”), идеал народности чаще всего видели в деревенских старушках, так сказать, в их нравственном свете. Конечно, была в этом своя избирательность, ведь народ — это не одни старушки, но и Курчатов, Королев, Гагарин, крупные деятели во всей областях жизни, и ныне это особенно очевидно. Но за нынешним разговором об “элите” как бы забывается: что же это за элита, интересы каких сил она выражает? И не преувеличивается ли разрыв между “элитой” и “не элитой”? Ведь если рассуждать по-христиански, каждая личность уникальна, неповторима, отсюда ее абсолютная ценность. Потому-то один из глубочайших тайновидцев сущности человеческой личности святитель Григорий Палама говорит, что уничтожение ее равносильно крушению мира, космической катастрофе. Да и в мире церковном, социальном на ком держится церковная жизнь? На тех же воцерковленных старушках, женщинах. Зайдите в храм, и какие светлые, благодатные лица вы увидите. И кто, как не такие женщины, своим стоянием, молитвами у здания суда спасли от недавнего судебного преследования тех молодых отважных алтарников, положивших конец выставке “художников”-сатанистов в так называемом сахаровском центре. И в социальной жизни, в самом быту: в свое время в начале 90-х годов я писал, как поразила меня встреча со старухой в моей родной деревне на Рязанщине, которая, говоря о своих мучениях при Ельцине, крикнула: “Я бы его, гада, подняла на вилы!” — и сделала такой выпад руками, что и до сих пор стоит она в моих глазах как символ народной ярости.
Может быть, самое страшное, что произошло за эти “демократические” годы, — это истребление в человеке чувства сострадания. Любимый герой Достоевского князь Мышкин в “Идиоте” говорит: “Сострадание есть главнейший и, может быть, единственный закон бытия человечества”. Нельзя назвать ни одного из великих мировых писателей, который был бы апологетом капиталистических нравов. И никто с такой силой не выразил пронизывающего сострадания к жертве этих нравов, как Достоевский, показав в “Преступлении и наказании”, как бьется больная чахоткой Катерина Ивановна с малыми детьми в отчаянной, беспросветной нищете. Именно такие крики о сострадании прямо взывают к человеческой способности понимать слова Спасителя о тех, кто не чужд милосердия, и тех, кто попирает его. Наше отношение к пораженным лишениями, страданиями Господь отождествляет с отношением к Нему самому, берущему на себя бремя “униженных и оскорбленных”, чтобы через эту непостижимую глубину милосердия пробудить сочувствие к ближнему (Мф. 25, 29—30).
* * *
…Недавно в газете “Русский вестник” (2003, № 9) писатель Л. Бородин, он же главный редактор журнала “Москва”, выступил против меня в защиту своего друга В. Тростникова, которого я назвал диссидентом. “Может быть, Лобанов прав в критике В. Тростникова. Но зачем он назойливо повторяет “диссидентство”, “диссидентские штучки”?” Л. Бородин умалчивает о том, в чем я прав, а ведь это главное, и об этом шла речь в моей статье (которую имеет в виду Бородин) — “Россия и лицедеи” (жур. “Молодая гвардия”, 1995, № 3). В этой статье я останавливаюсь на письме Тростникова “Красно-коричневые — ярлык или реальность?” (жур. “Новый мир”, 1994, № 10). Письмо поражает злобой к тем, кого он называет красно-коричневыми. Даже больше, чем коммунисты, ненависть Тростникова вызывают русские патриоты, которых он честит “коричневыми”, “национал-патриотами”, “русскими шовинистами”, “внерелигиозными патриотами”, “коммуно-шовинистами”, “квазипатриотами”, “безрелигиозными национал-моралистами”. С “русскими шовинистами”, считает автор письма, не может быть никакого диалога, их надо истреблять. И приветствуя расстрел 3—4 октября 1993 года, обвиняя “красно-коричневых” в “мятеже”, он недоволен тем, что “либеральные власти” пошли на отмену преследования организаторов кровавых погромов, а это, мол, равносильно постановлению о правомочности подобных вылазок и впредь. И вся эта кровожадность умасливается “философским” словоблудием (ссылка на “противление злу силой” Ивана Ильина), демагогией об “евангельской истине”, недоступной “русским шовинистам” (поголовно всем, по его уверению, безбожникам), терминологической премудростью. Только на одной странице — “процесс апостасии — отпадение человека от Бога”, “сюжет апостасии”, “апостасийный опыт”, “только апостасия” и пр., и пр.
Не так давно, в конце 2003 года, вышла приуроченная к десятой годовщине расстрела Дома Советов 3—4 октября 1993 года книга “Анафема” (приложение к журналу “Новая книга России”). Жутко читать эту хронику государственного пере-ворота с массовыми расстрелами ни в чем не повинных людей (до 1500 убитых). Знаменитый старец о. Николай (протоиерей Гурьянов) назвал их мучениками.