Наш Современник, 2004 № 05

С утра гулял с сыночком. Он спит, читаю над ним молитвы. Когда не спит — прямо живчик, веселый, озорной, учит играть с ним.

 

10 февраля. Кончил статью о “Повестях Белкина”. Смешно сказать — заканчивал три раза. Уж ставил точку, но продолжал. А так что еще? — сборник по Куликовской битве, крохотная рецензия, день рождения Кати, кроватка для сына, поездки. Гонорар в “Сов. России”, такой крохотный, что вновь голод, то есть не голод, а нищета, есть-то есть что, но ни за квартиру, ни за музыку, ни за свет (газ, телефон) не плачено. Долги громадные. За рецензии в “Новом мире” платят по 3 рубля за лист. Дают тонкие — пишешь пять страниц за 12 рублей. Все к тому, что жить тяжело. Может быть, это и хорошо — все по заповедям, — не страдая, нельзя спастись.

Сейчас еще светло, но уже полная, радостная луна. Жаль, что рано, хотелось ее встретить в Михайловском. А это к тому, что, кажется, судьба посылает мне поездку в Новгород и Псков. Еще и потому хорошо, что избавлюсь от трех мероприятий в ЦДЛ, в котором нынче, к счастью, был один раз по нужде.

 

11/II. Помимо меня копятся и тянет их записывать — заготовки к роману.

Ту запись, которую хотел сюда — о пути к вере —, не смогу записать, не смогу. А может, боюсь или что-то отводит руку. Вера спасает. Как бы без нее я отстал от многих грехов, например от пьянства? Хоть я и не пил в этом смысле этого страшного слова — пьянство, но дело шло к тому.

После каждой буквы дергаюсь к сыночку — сидим вдвоем, мама в магазин за картошкой ушла. Он уже делает 4—5 шагов. Все замечает, где что не на месте лежит или что-то новое появляется, он сразу видит. Надя любит его без ума, именно без ума, готова убить за него. Немного я в соавторстве с сыном наработаю. Играет деревянным яйцом. Также не выпускает печеньишко. Откусит, поиграет, снова откусит. Кряхтит. Говорит мало и сам. А так проси не проси — только вскрики восторга. Газеты любит рвать, как и сестра. Тянется именно за свежими, хотя из-за свинца в краске боимся, руки чернеют. Но старых новостей не терпит. С громадным мишкой играет в барана, упирается лбом. Показывает, где у мишки глазки и у себя. На горшке сидит часто, но безуспешно, ему интересней мочить штаны, а не пластмассу. На нас ездит, припаривает лихо. Но не гоняется. Иногда замолкает, занявшись игрушкой. Но ненадолго. Но Катя и по стольку не терпела. А она занялась шитьем на подаренной машинке. Вчера говорил с мамой. Все же продолжает работать.

Вот заговорил: “Да! Да!”, потом тише: “Да, да”.

 

11 марта. Сегодня сынчику 11 месяцев, Кате только что отметили 12 лет. Наде не скажу, сколько, она молодая, а мне 37 с половиной. Как раз вчера годовщина смерти Пушкина. Вот-вот я буду старше его. Это рубеж. Прошу у судьбы Пскова, и Михайловского, и Новгорода. Но хочу там быть, как на исповеди, один. Боюсь загадывать.

Проверить себя. Не бегу ли в статьи и рецензии от главного — от прозы, не ищу ли в нужде и нищете, трудностях оправданий, не легок ли крест?

Зовут дети. Дети, а всего двое, но число множественное. Жить нелегко; нехватки, долги, бедность изнуряют прежде всего жену, нервы у нее избиты и сорваны, лечиться не хочет, считая, что мы к ней несправедливы. Усталость и бедность заездили ее, бессмысленно говорить, что живем не хуже других, видно же ей, что живем хуже многих — хожу в таком виде, что стыдно показаться. И она вся оборвалась, сапоги материны на резинке. За музыку Кате не плачено, а за нее лупят и за те месяцы, в которые Катя болела. Купила Надя в бассейн абонементы, но, как назло, потеряла их. Все одно к одному — боли в животе, чесотка на Кате и крики на Катю и меня, злость и все заменяющая любовь к сыну. Я терплю, но тоже не стальной. А всякие йоги, они во вред семьям, оттого они и не привились у нас — надо же кому-то вести хозяйство. Да и что о них — помогает вера, но, по Наде, и она эгоизм. Все правы, все измучены, все запутаны.

По радио, и в газетах, и на TV только о войнах, переворотах, убийствах.

 

Следил за Ираном, боялся, сегодня радость — президент отрекся в пользу аятоллы. Вот — религия, вера победила танки.

 

13 марта. Второй раз в этом году в ЦДЛ, да сразу четыре часа сидения. Сидел, думал, как не омертвеют задницы у секретарей правления — ведь вся жизнь у них в сидении. Так же, сидя, едут домой. И так лет по 15. Не ездя в автобусах и метро, они зовут меня к близости жизни! Писал письма.

 

4 марта. Прощеное воскресенье. Пасмурно. Завтра Великий пост.

Больше двух недель ездил на агитпоезде ЦК ВЛКСМ. Новгородская и Псковская области. Новгород — М. Вишера—Окулавка—Боровичи—Лычково, Ст. Русса—Волот—В. Луки—Невель—Новосокольники... Сил не стало, дома ждали, бежал через Бежаницы и Новоржев на Пушкинские Горы, ночевал там две ночи. Во Псков, оттуда сразу же на самолет и домой.

Поездка очень значительна. В эти дни Китай напал на Вьетнам. Напряжение и нервы в народе сорваны. Соль и спички раскуплены. Выступал много, раз за 20, говорил о международной обстановке — об Иране и Китае. В Парфино и Поречье.