Наш Современник, 2003 № 12

— Никак не ожидал, что название книги “Что делаю” может показаться дерзким. Прежде всего это вопрос, обращенный к себе. Безусловно, моя оценка того, что я делаю, выносится и на суд читателя. Но, как вы заметили, “откро­вен­ничать, так до конца”. Так же, как я стремился к этому в своих книгах. Иначе и за перо браться не стоило. Созвучие с сакраментальным русским (к сожалению, почему-то сегодня только русским!) вопросом “Что делать?”, конечно, сознательное. Я сам себя об этом спрашиваю и отвечаю на этот вопрос и себе, и читателю: “что делаю” лично я – Алексей Ламанов. Конечно же, и меня посещают сомнения, и нет полной ясности и уверенности в будущем и даже в том, что мой путь, в смысле моей профессиональной деятельности, надежен и выбран окончательно. Мне ясно, кем быть. Я деловой человек. Мне нравится творческая созидательная деятельность, а в какой она будет проявляться сфере, подсказывают практика и время. Сейчас мы тесно связаны с железнодорожниками, но, не в обиду им будет сказано, я — не железнодорожник и не уверен, что это сотрудничество будет бесконечным. Я и не заводчик и вообще не “технарь”: поезда, или самолеты, или что-то еще — мне, в общем-то, не так важно. Лишь бы мое дело интенсивно развивалось. Но Вы справедливо почувствовали в названии моей книги вызов. Хотя это, на мой взгляд, и не вызов вовсе, а оппонирование. Оно есть. Но кому? Не самому вопросу, а тем, кто действительно дерзко, самонадеянно, гордо решил указать пальцем русскому народу (следовательно, и мне), что ему делать. Ложные вехи надо сбивать. Учебники в школе новые, а в головы учеников вкладываются все те же “не догмы, а руководства к действию”, все те же пыльные стереотипы вроде “снов Веры Павловны”, давно треснувшего “Колокола” или мифы о “безвольном” царе Николае “кровавом”. Плюс еще и перлы “общечеловеческих ценностей” вроде “секспросвета” и “Брось пахать, начинай отдыхать; Бери от жизни все; Ты этого достоин” и т.п. Смесь получается взрывоопасная… Конечно, все это наша история, но по прошествии стольких лет и после пролития такой, главным образом русской и христиан­ской, крови пора уже научиться отделять зерна от плевел и отличать правую руку от левой.

Любимым чтением русского народа Н.В.Гоголь называл “Жития святых”. Жития святых новомучеников, погибших в лагерях и подвалах ЧК-НКВД заставят содрогнуться даже каменное сердце. Но кто о них знает? Только церковный народ. Я не пытаюсь определять виноватых поименно, я призываю обратить внимание на сам факт трагедии, не подлежащий оспариванию. Но не видно пока в пестром спектре наших партий охотников принять ответствен­ность за содеянное на себя. Следовательно, нет, за исключением Православ­ной Церкви, и кающихся. Все как будто с Луны свалились на пустое место и никакой ответственности за прошлое не несут. А если так — то связь времен, о которой столько сегодня сказано, восстановленной быть не может, ибо восстановление искренних человеческих отношений возможно лишь через покаяние и прощение. А потому нет и не может быть к этим партиям доверия, сколько бы их ни появлялось под самыми живописными предвыборными лозунгами. Следствием этого исторического разрыва является и тот факт, что национальной государствообразующей идеологии до сих пор нет ни в школе, ни в армии, ни в самом государстве.

Отними у общества идею (даже ложную), и оно немедленно погрузится в сон. Сонная, слепая Россия многих устраивает, но не нас. Между тем национальная идея (идеология) России давно известна и существует века, хотя четко сформулирована была только в девятнадцатом веке графом Уваровым: Православие—Самодержавие—Народность. Крайне важна последовательность составляющих — поменяй их местами, и ответ будет неверным. Именно Церковь во все времена будила русское общество, обращалась к его сердцу и уму. Ту же задачу выполняла и классическая русская литература. Церковь “отделили” от государства и от литературы (а вернее, они сами отделились от Церкви, начиная со времен Петра). И что же? Лишенное опоры, упало государство. Упала и его литература. Потому сегодня писатели у народа не в почете: поэт в России меньше, чем поэт. И так будет до тех пор, пока отечественная литература не выйдет на свой традиционный путь — на свет Божий.