Довольно “ненатуральным голосом” читает Пушкина Савва Потапович Куролесов. Государственная идеология использует Пушкина в своих целях, снижает великое наследие до своего уровня понимания и толкования.
“Умерев, Куролесов поднялся, отряхнул пыль с фрачных брюк, улыбнувшись фальшивой улыбкой...
— Мы прослушали с вами в замечательном исполнении Саввы Потаповича “Скупого рыцаря”. Этот рыцарь надеялся, что резвые нимфы сбегутся к нему и произойдет еще многое приятное в том же духе. Но, как видите, ничего этого не случилось, никакие нимфы не сбежались к нему и музы ему дань не принесли, и чертогов он никаких не воздвиг, а, наоборот, кончил очень скверно, помер к чертовой матери от удара на своем сундуке с валютой и камнями. Предупреждаю вас, что и с вами случится что-нибудь в этом роде, если только не хуже, ежели вы не сдадите валюту!
Поэзия ли Пушкина произвела такое впечатление или прозаическая речь конферансье, но только вдруг из зала раздался застенчивый голос:
— Я сдаю валюту”.
Идея нестяжательства так очевидно проступает в произведениях Пушкина, явно перекликаясь с проповедью Иешуа, что многие черствые души пробуждаются, отказываются от денег.
Вспоминается следующий отрывок из романа мастера:
“— Левий Матвей, — охотно объяснил арестант, — он был сборщиком податей... Первоначально он отнесся ко мне неприязненно... Однако, послушав меня, он стал смягчаться... Наконец бросил деньги на дорогу и сказал, что пойдет со мною путешествовать...
Пилат усмехнулся одною щекой, оскалив желтые зубы, и промолвил, повернувшись всем туловищем к секретарю:
— О, город Ершалаим! Чего только не услышишь в нем. Сборщик податей, вы слышите, бросил деньги на дорогу!
Не зная, как ответить на это, секретарь счел нужным повторить улыбку Пилата.
— А он сказал, что деньги ему отныне стали ненавистны, — объяснил Иешуа странные действия Левия Матвея и добавил: — И с тех пор он стал моим спутником”.
Так проповеди Иешуа и Пушкина сливаются воедино.
* * *
В одной из ранних редакций булгаковского романа Иван Бездомный видит себя юродивым на паперти, обличающим могущественного царя Ивана Грозного, который побаивается проповедей “блаженного” Иванушки и дарит его копеечкой.
Вспоминается соответствующая сцена из “Бориса Годунова”, где юродивый самоотверженно говорит правду повинному в крови царю Борису.
Юродивый в “Борисе Годунове” был одним из любимых героев А. С. Пушкина, “под его колпак” автор прятал свои сокровенные мысли.
Никанор Иванович становится юродивым, и ему снится сон, в котором спрятаны сокровенные мысли М. А. Булгакова. Сон о нестяжательской идее произведений А. С. Пушкина “Скупой рыцарь” и “Пиковая дама”.
“Тогда Никанора Ивановича посетило сновидение, в основе которого, несомненно, были его сегодняшние переживания”.
В высшей степени лукавая фраза. Разве этот сон полностью основан на сегодняшних переживаниях? Ведь ясно говорится далее, что Никанор Иванович до своего сна никаких произведений Пушкина не знал, только имя слышал. А сон домоуправа содержит и прямые цитаты, и пересказ пушкинских сюжетов.
Автор надевает маску материалиста-обывателя, но проговаривается: “посетило сновидение”. Это значит, что наш юродивый видел сон, “спущенный свыше”. Он не был творцом своего сна.
Но Никанор Иванович недолго был юродивым. Он скоро обратился в прежнего черствого домоуправа, вошел в обычную жизнь. После лечения в клинике Стравинского.
Булгаковские герои, становясь юродивыми, вдруг забывают твердо вбитые установки, что нет ни Бога, ни дьявола, выбиваются из системы общества. В своих устремлениях они становятся вольны.
Идеи пушкинского стихотворения “Не дай мне Бог сойти с ума...” находят отражение в романе М. А. Булгакова.
И силен, волен был бы я,
Как вихорь, роющий поля,
Ломающий леса.
Да вот беда: сойди с ума,
И страшен будешь как чума,
Как раз тебя запрут...
Может быть, потому клинику Стравинского и оборудовали так хорошо, что видят в сумасшедших огромную опасность?
Клиника оказывается зловещим учреждением: умело, на научной основе “перемалывающим” души новых блаженных ясновидцев.
Иван Бездомный, духовно возвысившийся благодаря столкновению со сверхъестественным и встрече с мастером, после лечения сумел сохранить собственное лицо. Но ведь он “тяжко больной”, беспомощный морфинист со сломленной волей. Он не опасен, клиника выполнила свою миссию.
Клиника манит ложным покоем, а цель ее — лишить собственного волеизъявления.
“Тут что-то странное случилось с Иваном Николаевичем. Его воля как будто раскололась, и он почувствовал, что слаб, что нуждается в совете.
— Так что же делать? — спросил он на этот раз уже робко.
— Ну вот и славно! — отозвался Стравинский. — Это резоннейший вопрос. Ваше спасение сейчас только в одном — в полном покое . И вам непременно нужно остаться здесь.