Наш Современник, 2002 № 06

В один из недобрых осенних дней стар и млад, мужчины и женщины повалили с сетками, подсаками, палками на реку. А там творилось невообразимое. Поднялись на поверхность воды стаи лещей, плотвы, окуней. Из воды торчали их головы. Рыбы хватали воздух слипающимися от сладкого жома жабрами, задыхались. Слышно было, как они чмокали ртами, хлюпали, булькали, плескались, всхлипывали. Рыбой кишели прибрежные водоросли, камыши. Под нее подводили подхватки, кидали в нее остроги с привязанными шнурами. Как торпеды шли в берега щуки, показывали черные головешки сомы. Прямо на берег лезли громадные раки и что-то шептали, шептали, не в силах пожаловаться человеческим языком на свою горькую и жалкую участь.

Я впервые увидел своими глазами мертвых судаков с меня ростом, окуней до трех килограммов весом, огромных лещей и сазанов. Вылезали на берег лягушки — в какой-то слизи — и даже вьюны.

Люди тащили рыбу ведрами, сумками, набивали ею кастрюли, бочки. Но от нее, как и от речки, шел неприятный запах. Вода в реке текла коричневая. Несло липкую взвесь. Она оседала затем на дно и губила живших там миног, моллюсков, малоподвижных раков.

Мой друг детства Николай Романович Вернигоров написал тогда строки:

 

Опустела река.

Рыба вымерла вся

И плыла в мертвом сне

Вниз по Тихой Сосне.,.

 

Река опустела лишь на время. Рыба, большей частью верхоплавающая — голавль, красноперка, щука, — вновь зашла в Тихую Сосну с Дона. Но травля стала повторяться каждую осень. Присоединились вскоре к этому варварству и некоторые сельские хозяйства — стали сбрасывать в реку навоз! Рыба после такой “подпитки” становилась и вовсе непригодной для еды, ею брезговали даже коты. Шли в невиданный рост водоросли, засоряя реку, делая ее мелкой, но, правда, и очищая воду от мерзости. Появились постановления “О мерах по предотвращению загрязнения бассейнов Черного и Азовского морей” (травили не только у нас) — увы, бездейственные, как многие подобные в бывшем Союзе. Никто из руководителей заводов и хозяйств-отравителей не был наглядно наказан. Отработанные воды шли отнюдь не на удобрения полей и не очищались, как предусматривалось бумажными указаниями многочисленных служб по охране окружающей среды. После сильных дождей отстойники обычно прорывало, а может быть, кое-кто и специально открывал шлюзы.

Увиденное потрясло меня и болезненно запечатлелось на всю жизнь в памяти.

 

Только во время “перестройки”, то есть всеобщей остановки и приостановки работы промышленных и сельских предприятий, перестали было попадать в реку удобрения, жом, прочие отходы. В реке снова появились рыба и раки. Но, видимо,  те же отравители, а может, прибавившиеся новые, стали тайно открывать шлюзы и сбрасывать нечистоты зимой под лед — поди разберись, чьи они? И все живое (ему и без того зимой трудно выжить) вымирало полностью — дно бродов белело от мертвой рыбы, от реки разило отходами. Весной рыба всплывала в промоинах, плыла вниз по течению, река после этого долго оставалась ядовитой — даже для птиц. И все сходило с рук. Чиновники получали хорошую зарплату и сверх того — зачем им было заниматься расследованием или хотя бы предотвращением подобных преступлений? И они в упор продолжают не видеть, что творится на реке — государственной, а значит, ничейной. Отвечать за ее гибель было некому. А что такое наше государство — и раньше, и теперь каждый хорошо знает. Продаются, кроме всего прочего, в открытую и на каждом шагу разные сети, “флажки”, “пауки” и прочие “дуры”. И... ничего, кроме формальных запрещений ловли рыбы во время нереста, в защиту реки не делалось. Не диво, что и браконьеров развелось больше, чем рыбы, благо асфальт подошел к самой реке. И если и осталась еще рыба, то как бы из истории об алексеевском вьюне. Рассказывают, будто в центре города Алексеевка возле бегущих в реку “условно чистых вод” поймали как-то маленького вьюна. Но опытный рыбак-старожил определил, что вьюну этому — лет эдак тридцать с гаком. Живет, питается под стоками и... не растет.

Отраву продолжают сбрасывать в Тихую Сосну зимой до сих пор!!!