Наш Современник, 2002 № 04

В этой ситуации художественно выверенный византийский ритуал вырождается в тяжеловесную — и тягостную! — церемонию. Старухи, обобранные режимом, поклоняются ему и с нешуточным пылом готовы продемонстрировать непоказную на этот раз лояльность. Меня поразили кадры телерепортажа о голосовании на областных выборах в Ростове-на-Дону. Еще затемно появляется первый избиратель — трясущаяся бабуля и на вопросы корреспондента что-то сбивчиво толкует про замечательного губернатора Чуба, пока не выговаривает заветное: крышу обещал починить…...

Кто осудит ее? Станет толковать об обязанностях гражданина, об ответствен­ности выбора. Людей взяли в такую зависимость и до такого состояния довели, что ни о каких гражданских добродетелях рассуждать не приходится. Они за   к а к у ю   у г о д н о   власть проголосуют. Отдадут ей и голос, и сердце, и совесть — лишь бы крыша над головой была!

И все-таки рассуждать необходимо. Ведь у мерзавцев, вот так-то заманивших старуху проголосовать “правильно”, достанет паскудства обмануть ее. Закончится голосование, и еще год, а то и два, до каких-нибудь новых выборов она никому нужна не будет. На порог не пустят: “Какая крыша? Сказано — нет денег. Иди, бабка, иди...…”

364 дня в году мы не нужны власти. Мешаемся у нее под ногами. Безуспешно одолеваем просьбами. Добиться решения пустякового бытового вопроса — мука! Но раз в год мы делаемся нужны. Власть сама обращается к нам, агитирует, обольщает посулами. Неужели мы должны идти у нее на поводу — зная, что на следующий день после выборов она снова забудет о нас? Не разумнее ли собрать всю горечь и боль, накопившиеся за эти 364 дня, и бросить в лицо власти: на, получи! Если она говорит — “да”, скажи — “нет”. Если она требует — “голосуй сердцем!”, доверься рассудку. Если настаивает — “поддержи”, откажи в поддержке!

Надо прекратить излюбленную русскую игру с властью. Не те времена, не те условия. Надо обращаться к власти с требованиями и   б о р о т ь с я   з а   в л а с т ь.   А если она будет игнорировать требования —  б о р о т ь с я   с   в л а с т ь ю.   Легальными методами, но — бороться!

Да, это чуждо русскому сознанию. Веками у нас вырабатывались иные стереотипы поведения. Значит, придется ломать стереотипы, чтобы сохранить саму русскую жизнь, саму Россию*.

...Статью я заканчивал во Владимире. Машина въехала в город со стороны Всполья. В медно-сизом рассветном небе четко прорисовывались силуэты колоколен — Успенского собора, Троицкой церкви, барочный шпиль Никитского храма; мощные стены Княгинина монастыря. Остановились на Соборной площади. Поклонившись святыне, вышел на громадный откос. Далеко внизу тянулись нитки путей с товарняком, застывшая Клязьма с фигурками рыбаков. Поля, покрытые плотным кованым снегом. Огненные пятна, яркие полотенца, целые полотнища света. Мерзлые разноцветные перелески. Снова поля, десятки светлых ломких дымков у горизонта. Кромка лесов, смыкающихся, но не сливающихся окончательно с грядой облаков такого же дымчато-синего цвета. И ослепительно огромное зимнее солнце. Развернутая по вертикали, как на священном пространстве иконы, могучими ярусами восходящая к небу русская земля.

А за моей спиной, за белокаменной кладкой древнего собора громоздился, сбегал в овраги, карабкался на склоны холмов город — наследник златоверхого Киева с дивными названиями змеящихся, разбегающихся под уклон улиц — Девичья, Ильинская-Покатая, Мироносицкая, Верхняя Дуброва, Троицкая. Без малого восемь веков назад здесь было бескрайнее пепелище. Под 6745 (1238) годом летописец записал: “...…И приступиша к городу (татары. — А. К. ) в неделю мясопустную по заоутрене в 3 день февраля, и заидоша от Золотых ворот оу Святого Спаса, и внидоша по примете в город чрез стену, а сюды от северныя стороны: от Лыбеди к Ирининым воротом и к Медяным, а отсюду от Клязьмы к Воложьским воротом, и тако взяша въскоре град до обеда новый, и запалиша и огнем...… Татарове же отбивше и отвориша двери церковныя, и наволочивше леса около церкви и в церковь (Успенский собор. — А. К. ), и зажгоша — и изьтхошася от великого зноя вся сущая ту люде. Инии же огнем скончашася, а иных оружием до конца предаша смерти...…”

И впоследствии враги не раз обращали Владимир в руины — в 1293 году при подавлении восстания против татар. В 1382 году во время карательного похода Тохтамыша. В 1410-м, “егда плени град и разори” какой-то “безбожный царевич Талич”. Но снова и снова на пепелище возвращались люди, хоронили мертвых, разбирали развалины, обновляли почерневшие от огня храмы, возводили стены, строили дома. Возрождался город. Из дальнего угла Владимирской земли возродилась Русь…...

При Калите было легче. Был князь — собиратель земель. Митрополит Петр, поверивший в его дело, перенесший кафедру в Москву. В 1325 году он заложил первую в Кремле каменную церковь — Успения, символически утверждая преемственную связь с прежней столицей. “Бог благословит тебя, — говорил он Калите, — и поставит выше всех других князей и распространит город этот паче всех других городов...…”