Наш Современник, 2002 № 04

Приехал он сюда снова на следующий год, 2 марта, специально для “уведения” мощей, взяв с собой толмача Юрия Бурнашова и дьякона Силу Кирилова. Посол Борис Дворенинов дал им одежду на мощи — “срачицу, и порты, и саван, и венцы, и калиги, и покров”. Прибыв в Инкерман, паломники отправились к живущему уже тридцать два года в пещере (видимо, в ожидании выкупа) “расконвоирован­ному” русскому пленнику Максиму Ивановичу Новосильцу, с которым, вероятно, отец Иаков познакомился в предыдущий приезд. Здесь, у соотечественника, они дождались ночи (“Татарского ради зазору”), а потом пошли в Георгиевский храм, вынули из гробницы мощи, положили на доски и в свете факелов стали обмывать их смоченным в теплой воде платом, после чего произошло чудо — “мощи побагровели, аки у живого человека”. Отец Иаков и его спутники, хваля Бога, облачили нетленные останки в привезенные одежды и отпели панихиду “по всех православных християнех”, поскольку не знали имен усопших, потом положили мощи в гробницу, покрыли покровом и отслужили молебен всем Святым, после чего, приложившись к мощам, вернулись в пещеру к Новосильцу. Здесь они жили несколько дней, собирая сведения о мощах у местных греков и русских пленников, иные из которых находились в Крыму лет по сорок. Греки сказали, что не знают, кому принадлежат останки, никаких свидетельств о них, ни устных, ни письменных, не имеют, поскольку обитель запустела и благочестие иссякло уже через десять лет после взятия Царьграда, то есть за полтораста с лишним лет до посольства Дворенинова. Тут выступил белорус, которого звали Василий Хромой, и сказал: “мне де здеся в городке сорок лет и я де застал те мощи целы, а брада де была черна продолговата и одежда де была на мощах цела, а покрыт де был черным бархотом”... И еще сказал Василий Хромой, что несколько лет назад татары, которые почему-то очень боялись нетленных мощей, вынули их из гробницы, отнесли в степь и закопали глубоко. Можно себе представить их ужас, когда утром обнаружилось, что мощи по-прежнему находятся в усыпальнице. Татары снова отнесли честные останки к той же яме и закопали еще глубже. “Наутрее мощи паки обретошася в той же гробнице”! Татары, “с великой яростию пришедше в церковь идеже мощи, яко львы рыкающе, окаяннии агаряне”, решили, что останки выкапывают христиане — русские, греки или армяне, и в назидание им сделали так: накинули мощам на ноги веревку, привязали другой конец к лошади и погнали ее в степь, сбросили в яму и не только закопали, но и заложили сверху тяжелыми камнями, и поставили у могилы стражу, точно римляне у усыпальницы Христа. Но, как и в Евангельские времена, не помогли ни камни, ни стража... Тогда один татарин, живший от Инкермана верстах в двух, исполнился такой великой ярости, что пришел в церковь, вытащил мощи из гробницы, осыпая их проклятиями, и выбросил в окно с высоты пятьдесят сажен на землю, прямо в весеннюю грязь. В ту пору, как “поганый агарянин” свершал свое “всесквернавое дело” , у него дома “невидимою силою побило вся сущая его и жену, и дети, и скот”, а потом он и сам погиб, едва преступив свой порог, “и поиде во дно адово, ниспровергл зле свою окаянную душу в преисподний тартар”. Василий Хромой утверждал: “Двор его пуст и по се время, и не бе живяй в нем”. С тех пор татары мощи больше никогда не трогали и в церкви не появлялись.

На следующий день отец Иаков и его спутники поставили гроб с нетленными мощами на повозку, заложили его сверху камнями и отправились, как будто едучи из каменоломни, обратно в стан Дворенинова. Но перед самым отбытием на родину одному из паломников, уснувшему после обеда (вероятно, это был сам священник Иаков, не назвавший свое имя по причине смирения), явился во сне святой, образ которого они видели слева от гробницы — “ростом велик, одежда как на Дмитрее Мученике Селунском” — и строго-настрого запретил увозить из Крыма его останки: “Мните мя, о друзи, взяти мощи моя на Русь, а аз убо хощу по-прежнему зде учинити Русь, а имя ми и память моя бывает в Семенов день”. И стал невидим. Вот то важное духовное свидетельство, о котором я говорил, что Крым был Русью еще до падения Византии. Впоследствии эти слова святого были начертаны на камне, заложенном в арку крепостных ворот на плато Монастырской скалы.

Когда Крым присоединили к России, мощи святого Симеона были уже утрачены, а надпись исчезла после революции. Сегодня самое время выбить ее заново.

 

Ханская ставка