— Сегодня у насъ выдался очень хлопотливый день, — отвчалъ онъ. — Кром того, вы были очень разстроены на кладбищ, я замтилъ, и теперь, вроятно, очень устали.
— Нтъ, я ничуть не устала… Вы меня не поняли: я, врно, несовсмъ хорошо выразила свою мысль. Не то, чтобы мн казалось, что прошло много времени съ той минуты, а что за этотъ промежутокъ многое измнилось — для меня то есть.
— Къ лучшему, надюсь?
— Надюсь, что такъ, — сказала она.
— Вы озябли. Я вижу, вы дрожите. Позвольте мн накинуть на васъ мой плащъ. Вотъ такъ. Не изомнется ваше платье, если мы перекинемъ плащъ черезъ плечо?.. Нтъ, такъ нельзя; онъ слишкомъ длиненъ и тяжелъ. Дайте, я буду поддерживать этотъ конецъ, такъ какъ у васъ руки закрыты, и вамъ все равно нельзя взять меня подъ руку.
Тмъ не мене идти подъ руку оказалось возможнымъ. Какимъ образомъ Белла, закутанная до самаго подбородка, ухитрилась высунуть свою ручку, извстно одному Богу, но такъ или иначе, а она высунула ее и продла подъ руку секретаря.
— У насъ съ Лиззи вышелъ длинный и интересный разговоръ, мистеръ Роксмитъ. Она отнеслась ко мн съ полнымъ довріемъ, и все мн разсказала.
— Да и какъ она могла бы передъ вами устоять? — сказалъ онъ.
— Вотъ удивительно! — воскликнула Белла, круто останавливаясь и бросая на него недоумвающій взглядъ. — Вы говорите совершенно то же, что мн сказала и она по этому поводу.
— Должно быть, это оттого, что я чувствую то же самое, что чувствовала въ данномъ случа и она.
— Нтъ, но все-таки, какъ вы думаете, почему она такъ легко доврилась мн? — спросила Белла, снова двинувшись впередъ.
— Я думаю, что разъ вы захотли завоевать ея довріе — ея или кого-нибудь другого, — вы не могли въ этомъ не успть.
Въ эту минуту паровозъ на желзной дорог многозначительно лукаво зажмурилъ свой зеленый глазъ и широко открылъ красный, такъ что имъ пришлось пуститься къ станціи бгомъ. Белл, закутанной въ длинный плащъ, было трудно бжать, и секретарь долженъ былъ ей помогать. Когда она услась противъ него въ уголк вагона и вскрикнула: «Какія прелестныя звзды и что за чудная ночь!», ея сіяющее личико было такъ обворожительно, что онъ хоть и отвтилъ: «Да», но предпочелъ любоваться ночью и звздами, не изъ окна вагона, а отраженными въ этомъ миломъ лиц.
«О „красивая леди“! Обольстительно красивая леди! Ахъ, если бъ мн быть законнымъ исполнителемъ послдней воли Джонни! Если бъ я былъ въ прав вручить теб завщанное имъ и получить съ тебя расписку!» Что-нибудь въ этомъ род наврное примшивалось къ грохоту позда, проносившагося мимо станцій желзной дороги, причемъ вс он многозначительно лукаво жмурили свои зеленые глаза и открывали красные, готовясь пропустить красивую леди.
1864