Наш эксперимент

Только один Тим кивнул головой. Ребята и Катя напряжённо ждали, что скажет Егор.

– Итак, – продолжил он, – свет солнца светит нам в затылок, мы его не видим, потому что смотрим на землю, которая у нас впереди за пятью планетами. Это – Луна (понедельник). Это – Марс (вторник) с Меркурием (средой). И ещё – Юпитер (четверг) с Венерой (пятницей).

– Луна не планета, а спутник, – поправила его Катя.

– Не важно, – ответил он.

– Это расположение планет неправильно, – заметил Колин.

– Вы меня слушаете? Или будете перебивать? – теряя терпения, спросил их Егор.

Все замолчали.

– В таком порядке идёт восточный календарь недели, – пояснил Егор. – Так вот, луна, отражающая солнце, где-то яркая, где-то освещённая только на половину, а где-то вообще в затемнении. Это есть понятие той истины, свет от которой струится от солнца. Вам нужно понять эту истину, и проникнуться светом солнца.

– За свет истины взято солнце? – спросил Сологуб. – Сейчас понимаю.

– Да, – ответил Егор, – как только понятие достигнет полнолуния, наступает другой день, день Марса – Вторник. Во вторник мы решительно берёмся за дело и строим экспозицию сражения, а затем устремляемся вперёд с полной верой в победу. После этого наступает день Меркурия, среда, день полной трансцендентности и проникновения в высшие сферы интуиции и трансформации. Мы должны так понять идею, как её не видит никто, и посмотреть на дело Божьим взглядом не из нашей сферы, а со стороны Высшего Разума. Это и приведёт нас к трансформации. Трансцендентность всегда приводит к трансформации. После чего следует день Юпитера, четверг, когда мы этот трансформированный объект пропускаем через некий эфир, наполненный душой и разумом мира Юпитера, всё порождающего и всё принимающего в себя, создавая наполненный и законченный образ, форму или синопсис. Это и есть рождение основной идеи. И потом настаёт день Венеры, пятница, день милости Божьей, день творчества и творения. Вы создаёте шедевр, оплодотворяя свою идею в каком-то произведении, деле или мысли. Это – день появления на свет вашего собственного дитя: сочинения, вещи, стиха, картины, песни. Не важно чего, того, что создано вашей душой, руками, разумом, представлением. Это и есть пятый день творчества. На шестой день вы дарите свой подарок земле и радуетесь вместе с землёй, и отдыхаете, наслаждаясь своим творением.

– А на седьмой день, день солнца, мы сравниваем его с солнцем? – спросил я его, улыбаясь.

– Верно! – воскликнул он, – и если ваш земной подарок не соответствует небесному оригиналу, иными словами, тому свету истину, что струится из божественного сияния, вы его уничтожаете и принимаетесь лепить новый шедевр, более совершенный и приближенный к Истине.

– Интересная система, – сказала Катя, – нужно попробовать.

– Вот видите, – сказал Егор, – из всего можно создать для себя систему, главное в этом знать, чего вы хотите добиться. Постарайтесь сами сделать для себя что-нибудь более совершенное, чем мой скромный шаблон. Встретимся через неделю, и вы мне расскажите о своей собственной системе и определите в жизни своё призвание. Итак, с сегодняшнего дня мы с вами встаем на путь усердия и стремления к совершенству. Здесь наши пути расходятся. Каждый из вас пойдёт своим собственным путём. Желаю вам успехов во всех ваших начинаниях. Речь Егора воодушевила нашу команду. Все ребята разошлись по классам одухотворённые с желанием испытать себя в каком-нибудь творчестве.

Я отозвал Егора в сторону и озабоченно спросил его:

– Ты знаешь, что на завод приезжает из министерства комиссия по расследованию происшествий с ночным налётом.

– Ну и что? – спросил он.

– А если они узнают про наш торсионный агрегат?

– Как они узнают?

– Ну, не знаю. На то она и комиссия.

– Дураки они все, – заявил он и, улыбнувшись, хлопнул меня по плечу, – ничего они не поймут. Ты разве не видишь, что мы на голову их выше. Они даже не поймут, что это такое. И не поверят. По их стереотипам, такого явления не может быть в природе. А раз они не смогут это объяснить с научной точки зрения, то припишут всё временному помешательству или массовому психозу.

– А если бы кто-то погиб во время налёта?

– Ты ещё не понял, что все мы здесь в посёлке обрели бессмертие? С кладбища вернулись даже те, кто давным-давно умер. Разве может при этом положении кто-то умереть. Наше общее торсионное поле никому этого сделать не позволит.

Он почесал затылок и задумчиво молвил:

– Сейчас меня заботит другое.

– Что, именно? – спросил я его.

– Сможем ли мы при нашем усердии вернуть былую духовность. В это испытание мы все входим добровольно.