В цистом поле живет у ево дядюшка Самсон Колывановиць, приезжает он к этому дядюшке и дядюшка, обрадев своему племяннику, и спрашивал ево: «куда жо ты, племянницёк, поехав?» — «Есть, — говорит, — дядюшка, нашов на Киев град Калин цярь за ним сорок цярей, цяревицей, сорок королей, королевицей, за каждым цярём цяревицем, королем королевицём силы по сороку тысяцей, за самим злодеем Калином цярем силы три тьмы и три тысеци, и лажу я постоять за церкви соборние, за души младенския и за веру християнскую». Говорит ему тут Самсон Колывановиць: «ну, племянницек, ты съизди позавтракай, а меня оставлей пообедать»; и дает ему другой лук и стрелку каленую, и говорит, наказ наказывает: «если обовладеет тебя сила поганая, и возьмут тебя во полон, ты натегивай тугой лук и накладывай стрелу каленую, и стреле приговаривай: «полети жо ты, каленая стрела, на пади жо ты не на воды, не на землю, пади ты Самсону Колывановичу на бел шатер полотняной и сшиби маковку золоценую!»
Приезжает Илья Муромец во чистое полюшко в силу великую, силу непобитую; куды пройдет — тут улица, куды на добром коне поворотитцё — тут площадь, и видит тут злодий калин цярь, што с этим богатырем ничево не поделать. Приказывает (Калин цярь) своей силе копать перекопи глубокия, ставить копья вострыя; и вскочив ево доброй конь, Ильи Муромца, через одну перекопь, исколовся весь, и взели тут Илью Муромца во полон… Натягивал Илья Муромец тугой лук, накладывал стрелу каленую, и стреле приговаривал: «полети стрела каленая, на пади ты не на воду, не на землю, а пади моему дядюшке Самсону Колывановичу на бел шатер полотняной и сшиби ты с бел шатра маковку золоценую!»
И догадавсе тут ево дядюшка Самсон Колывановиць, што племянницек во полон взят, Илья Муромец. Вот он (Самсон Колыванович) оседлав, обуздав своево доброво коня и поехав в цистое поле ко злодею Калину цярю, и стал он поезживать, своево племянницка выруцивать. Куды пройдет — улиця, куды поворотитсе — площадь; столько стало валитсе нецисти поганые. Вот он приломав свое копье довгомерное, изломав свою палоцку воинскую, богатырскую, — воевать больше стало нецем; и схвати он тут татарина: «ах, говорит, какое мне попало побоищо [23], гнетсе — не ломитсе, по суставам не сорветсе»… И прибил он тут у злодия Калина цяря всю силу, и злодия Калина цяря взяв в полон, и с живово кожу свели и выручив своево племянничка Илью Муромця.
Записано А. Шустриковым.
Русская народная сказка
«ДУРЕНЬ» [24]
А жил-был Дурень,
А жил-был Бабин;
Вздумал он Дурень
На Русь гуляти,
Людей видати,
Себя казати.
Отшедши Дурень
Версту другу,
Нашел он Дурень
Две избы пусты,
В третей людей нет;
Заглянет в подполье,
В подполье черти
Востроголовы,
Глаза, что часы,
Усы, что вилы,
Руки что грабли, —
В карты играют,
Костью бросают,
Деньги считают,
Груды переводят;
Он им молвил:
«Бог вам в помочь,
добрым людям».
А черти не любят,
Схватили Дурня,
Зачали бити,
Зачали давити,
Едва его Дурня
Жива отпустили.
Пришедши Дурень
Домой-то плачет,
Голосом воет;
А мать бранити,
Жена пеняти.
Сестра-то также:
«Ты глупой Дурень,
Неразумной Бабин!
То же бы ты слово
Не так бы молвил:
А ты бы молвил:
Будь враг проклят
Именем Господним,
Во веки веков, аминь,
Черти б убежали,
Тебе бы Дурню
Деньги достались
Вместо кладу».
Пошел он Дурень
На Русь гуляти,
Людей видати,
Себя казати.
Увидел Дурень
Четырех братов —
Ячмень молотят,
Он им молвил:
«Будь враг проклят
Именем Господним».
Бросились к Дурню
Четыре брата,
Стали его бити,
Стали колотити —
Едва ево Дурня
Жива отпустили.
Пришедши Дурень
Домой-то плачет,
Голосом воет;
А мать бранити,
Жена пеняти,
Сестра-то также:
«А глупой Дурень,
Неразумной Бабин!
То же бы ты слово
Не так же бы молвил —
Ты бы молвил
Четырем братам,
Крестьянским детям:
«Дай вам Боже!
По сту на день,
По тысяче на неделю»
Добро ты баба
Баба Бабариха,
Мать Лукерья,
Сестра Чернава!
Потом я Дурень
Таков не буду!
Пошел же Дурень,
Пошел же Бабин,
На Русь гуляти,
Себя казати.
Увидел Дурень
Семь братов,
Мать хоронят,
Отца поминают,
Все тут плачут,
Голосом воют;
Он им молвил:
«Бог вам в помощь
Семь вас братов!
Мать хоронити,
Отца поминати, —
Дай Господь Бог вам
По сту на день,
По тысяче на неделю».
Схватили его Дурня
Семь-то братов,
Зачали его бити,
По земле таскати,
В ….. валяти, —
Едва его Дурня
Жива отпустили.
Идет-то Дурень
Домой-то, плачет,
Голосом воет,
Мать бранити,
Жена пеняти,
Сестра-то также:
«А глупой Дурень,
Неразумной Бабин!
То же бы ты слово,
Не так же бы молвил,
Ты бы молвил: прости!
Боже благослови!
Дай Боже им
Царство небесное,
В земле упокой,
Пресветлой рай всем!
Тебя бы Дурня
Блинами накормили,
Кутьей напитали».
Добро ты баба,
Баба Бабариха,
Мать Лукерья,
Сестра Чернава!
Потом я Дурень
Таков не буду.
Пошел он Дурень
На Русь гуляти,
Себя казати,
Людей видати.
Встречу ему свадьба,
Он им молвил: «прости!
Боже благослови!
Дай Боже им
Царство небесное,
В земле упокой,
Пресветлой рай всем!»
Наехали дружки,
Наехали бояра,
Стали Дурня
Плетьми стегати,
По ушам хлестати.
Пошел, заплакал.
Мать бранити,
Жена пеняти,
Сестра-то также:
«Ты глупой Дурень,
Неразумной Бабин!
То же бы ты слово,
Не так же бы молвил,
Ты бы молвил:
Дай Господь Бог
Новобрачному Князю