Он подошел к древнему плетеному креслу, опустился в него, но тут же вскочил.
– Ай-ай-ай, Хелен, – с упреком сказал он, – ты же знаешь, что тебе сюда нельзя. Если я буду садиться на представителей охраняемого вида, у меня могут быть неприятности!
Он снял с кресла крупного осьминога-древолаза, опустил его на пол и похлопал себя по карманам.
– Кажется, у меня тут припасена сушеная креветка для хорошей девочки… А, вот она.
Он поднял креветку в воздух и сказал:
– Досчитай до… пяти.
Серое морщинистое щупальце подобрало обточенный морем камушек, лежавший у кресла, и пять раз стукнуло им по доскам пола. На старика уставилась пара очень больших, одухотворенных глаз.
– Умница! Знаете, она умеет считать до пятнадцати, – гордо сказал старик, быстро садясь в освободившееся кресло. – Правда, в последнее время Хелен вела себя не очень хорошо. Месяц назад она схватила за ногу этого очаровательного человека, профессора Докинза… нам пришлось подманивать ее ведром крабов, чтобы она его отпустила. Приятно заметить, что профессор совсем не обиделся. А когда сюда приезжал Чарльз Дарвин, он часами просиживал в нижнем лесу, как и можно было ожидать, и первым заметил, что осьминоги используют примитивные орудия. Они его заворожили.
Он откинулся на спинку кресла, под которым свернулась Хелен, преисполненная надежд: где одна сушеная креветка, там могут быть и другие – возможно, целых пятнадцать!
– Сэр, вы верите в Имо? – спросил мальчик.
– А, всегдашний вопрос. Наконец-то мы до него дошли. Вы же знаете, что говорил Мау: Имо дал нам столько ума, чтобы мы смогли прийти к выводу, что его не существует.
– Да, сэр, все так говорят, но это не помогает.
Старик поглядел в морскую даль. На этой широте сумерки почти отсутствуют, так что в небе уже показались первые звезды.
Он прокашлялся.
– Ты знаешь… Пилу – самый первый – приходится мне прапрапрапрадедушкой по прямой линии, от отца к сыну. Он первым научился читать и писать, но, я полагаю, это вам известно. Члены Королевского общества, молодцы, прислали на первом же корабле учителя. У Мау детей не было, хотя… смотря как определять отношения родителя и ребенка. Вот одно из его высказываний: «Я проклинал Имо, потому что птицам и зверям он дал способность чувствовать приближение волны, а нам, таким умным созданиям, нет. Но потом я понял, что он и нам дал такую способность. Он сделал нас умными. А дальше уже от нас зависит, как мы используем этот ум!» Я вспоминаю эти слова каждый раз, когда пищит сейсмограф. Но я не ответил на ваш вопрос, правда?
Кресло скрипнуло.
– Все, кого я знаю, верят, что Имо неотъемлемо, чудесным образом присутствует во всем – и в том, как Вселенная раскрывается навстречу нашим вопросам. Вечером хорошего дня, вот как сегодня, когда на воде лагуны лежит сверкающая тропа, я верю.
– В Имо? – спросила девочка.
Старик улыбнулся.
– Может быть. Просто верю. Вообще во все. Так тоже можно. Религия – не точная наука. Иногда, конечно, наука – тоже не точная наука.
Старик потер руки.
– Кто из вас двоих старше?
– Я, – ответила девочка.
– Подумаешь, на шесть минут! – сказал мальчик.
– Я знаю, сегодня ты впервые стоишь на часах, охраняя Народ. Копье есть? Хорошо. Знаешь, где стоял Мау? Хорошо. Иногда по этому поводу возникают разногласия. Я буду время от времени на тебя поглядывать, и если я что-нибудь понимаю в этой жизни, твой отец будет тоже за тобой присматривать откуда-нибудь. Так обычно бывает, когда дочери стоят на посту. Отцы – это такое дело… Притворись, что ты его не видишь.
– Э… – Девочка хотела что-то сказать, но смущенно запнулась.
– Да? – подбодрил он.
– Правда, что среди ночи приходит призрак Мау и встает на часах рядом с тобой? – спросила она очень быстро, словно стеснялась такого вопроса и хотела поскорее с ним разделаться.
Старик улыбнулся и похлопал ее по плечу.
– Расскажешь мне утром, – сказал он.
Он смотрел вслед молодым людям. Девочка заняла свое место на пляже с таким чудовищно напряженным сознанием собственной важности на лице, словно страдала запором. (Старик часто видел такие лица у молодых людей, приходивших нести стражу на берегу.) С вершины горы раздался рокот – это купола обсерваторий открывались на ночь.
«Величайшие ученые мира преподавали на этом острове, поколение за поколением, – подумал старик, готовя себе чай, – а наши дети до сих пор спрашивают, бывают ли на свете привидения. Какое мастерское произведение – человек…»[14]
Помешивая чай, он вышел на веранду. По небу протянулась сверкающая тропа. В лагуне, освещенной последним лучом солнца, резвился дельфин – подпрыгивал в воздух, радуясь жизни, и брызги воды образовали вторую сверкающую тропу.
Старик улыбнулся. Он верил.
Примечания автора. Разыгрывая козырную карту множественных миров