Народ без элиты

Начали мы с гимнастики и бега, потом отдание чести, просто и становясь во фронт, явки, рапорты и т. д. Затем без ружей сомкнутое ротное учение? и кончили церемониальным маршем».

Как видите, занятия не изнурительные и для войны очень-очень полезные.

Что тут сказать? Кадровый офицер и рад бы чему-то полезному научить солдат, а вынужден был учить только тому, что сам умел.

Ну и что касается авиации, то уместно привести цитату приказа командующего 1-й армией генерала Ренненкампфа от 17 сентября 1914 года – через полтора месяца после начала войны. В своё время он отличился при подавлении революции 1905 года и начал быстро расти в чинах, но его действия на посту командующего этой армией таковы, что даже администрация царя сочла их предательством, и уже в ноябре 1914 года Ренненкампфа убрали с этой должности. В любом случае на дату издания этого приказа вверенная ему армия уже вовсю удирала от немцев в Восточной Пруссии:

«В армию прибыли новые быстроходные аэропланы, по фигуре весьма похожие на немецкие, без всяких отличительных знаков. Принимая во внимание, что при таких условиях отличить наш аэроплан от немецкого невозможно, строжайше воспрещаю, под страхом немедленного расстрела, какую бы то ни было стрельбу по аэропланам. Всех виновных в стрельбе по аэропланам прикажу расстреливать на месте преступления, не обращая внимания на его звание; при невозможности же выяснить, кто первый открыл огонь, – расстрелять всю команду. Приказ этот прочесть и объявить буквально всем чинам. В целях собственного скрытия от взоров с неприятельских аэропланов следует при появлении аэроплана прижиматься к лесу, прятаться в дома, при движении – останавливаться, ложиться на землю; при необходимости ставить палатки – располагать таковые во дворах, в садах, в лесу; орудия, пулеметы, зарядные ящики, повозки маскировать, закрывая их сверху ветвями».

Невозможно отличить! Кадровый военный неспособен отличить свою технику от техники противника!

То есть, вместо того чтобы нанести на русские самолёты хорошо видимые опознавательные знаки и раздать войскам альбомы с картинками своих и немецких самолётов, Ренненкампф вообще запретил по ним стрелять!

Но то было начало войны, а Макаров описывает ситуацию, когда она шла уже два года. Уже даже были сконструированы и начали выпускаться зенитные орудия, но войска, как видите, по-прежнему были неспособны сопротивляться немецкой авиации – не предпринимали никаких мер к отражению её налётов и даже не учились этому.

Их служба

Последним начальником 1-й гвардейской дивизии царской армии был граф Н.Н. Игнатьев, а его кузен А.А. Игнатьев в своей книге «50 лет в строю» отзывается о нем весьма презрительно, называя его «толстым Колей» и обвиняя в бессмысленной гибели гвардии под Стоходами. Защищая гвардейцев, Макаров, в свою очередь, лягнул этого Игнатьева тем, что высмеял название его книги: «Недавно мне попалась в руки изданная в Советском Союзе книга графа А.А. Игнатьева “50 лет в строю”. При ближайшем рассмотрении оказалось, впрочем, что в строю им было прослужено 4 года, а 46 лет – в штабах, в управлениях и заграницей».

Строго говоря, сам Макаров «в строю» был ещё меньше времени, но нам интересно, в чем заключалась служба кадровых царских офицеров «в строю». Младшим офицерам рот ещё надо было если и не учить солдат, то время от времени присутствовать в ротах, когда унтер-офицеры учили солдат, да пару раз в год сходить в караул. Остальным офицерам и это было необязательно. Я выше уже давал цитаты, показывающие службу будущего командира полка Эттера, а вот Макаров, стыдливо не называя фамилию, описывает службу офицера, который и соблазнил его поступить в лейб-гвардии Семёновский полк.

«Капитан П-в был примечательная личность главным образом потому, что всю свою жизнь никогда ничего не делал и никогда не имел ни минуты свободного времени. Когда-то он кончил Московское Александровское военное училище, но к тому времени, как я его узнал, ни московского, ни военного, кроме военной формы, у него не осталось ни одной черточки.

Расписание дня его было приблизительно такое. Вставал никогда не раньше девяти и около часа в своей прекрасной белого дерева спальне мылся, брился, причесывался и наводил на себя красоту. Тут же в спальню ему подавался кофе. Иногда часов в 11 он отправлялся в роту на часок, но еще чаще оставался дома, т. к. в нездоровом петербургском климате выходить по утрам из дому без крайней нужды не любил.