Тане было всего шестнадцать, но выглядела она намного старше, а по жизненному опыту превосходила меня и Ли вместе взятых. Это была необыкновенная девушка, в ней сразу чувствовалось что-то исключительное. Ее отец, вор-рецидивист, отбывал очередной срок в Атосе[24] на берегу залива Терпения, куда она регулярно отправляла посылки. Временами она начинала тосковать по отцу, тогда она звала Кланю и Ли, они садились и вместе сочиняли ему письмо. Это были не обычные письма, каждое из них могло растрогать и камень своею искренней дочерней любовью, которая так не вязалась с Таниной выдержкой и практицизмом. Как она говорила, сама я это чувствую, а сказать не умею, слова не получаются…
Она происходила из потомственной воровской семьи, не знаю, в каком уж поколении. Ли рассказывала, что ее дед и дед деда были ворами. Одного из них, еще до революции за конокрадство селяне сожгли в клуне живьем, а бабка до сих пор содержала малину в районе бывшей немецкой колонии Кичкас. О матери Таня не любила вспоминать, она была простячка[25] и в настоящее время, осужденная на два года за воровство, находилась в женской исправительно-трудовой колонии в соседней Днепропетровской области.
В общем, она была темных кровей, хотя по внешнему виду о ней никогда бы такого не подумал. Несмотря на свою родословную, в Тане было мало вульгарного, блатного, но общение с уголовной средой не прошло для нее бесследно. По большому секрету Ли поделилась со мной, что Таня абсолютно равнодушна к своим сверстникам, ее интересуют только пожилые мужчины и нравится только оральный секс. Я заверил ее, что унесу эту тайну с собой в могилу.
– Ей скучно с ними, – недоуменно пожала плечами Ли, рассказывая мне о Танином отношении к ровесникам. – Таня считает, что они пустые, как мыльные пузыри.
Среди завсегдатаев «Чебуречной» Таня пользовалась авторитетом. Ее слово имело вес, как для опустившихся забулдыг, так и для профессиональных воров, которые время от времени появлялись в «Чебуречной». Она обладала острым умом, не пила и все время занималась организацией своих незаконных дел. Где-то в районе Зеленого Яра у нее был собственный дом, но где именно не знал никто. Таня жила в нем одна. «Чебуречную» она использовала для встреч с исполнителями своих бесчисленных проектов. Разговаривала она с этими темными личностями только наедине, предварительно отослав под каким-либо предлогом своих подруг.
По сравнению с ними, она была настоящая красавица. Выше среднего роста, с горделивой осанкой, стройной и гибкой фигурой. Двигалась она с королевским достоинством. Невольно притягивала взгляд ее высокая, исполненная античной грации шея с гордо поднятой головой в обрамлении золотистых локонов волос свободными волнами, падающими на смело развернутые плечи. У нее был открытый благородный лоб и необыкновенно красивые глаза чистейшего серого цвета, которые чудесной игрой природы были оттенены лучистыми черными ресницами. Классически правильный нос слегка портили широкие, трепетные ноздри. В крутом подбородке с ямкой посредине, чувствовалась скрытая сила. Резкий разлет бархатисто черных бровей придавал ее лицу дерзкое выражение, а высокие скулы довершали ее надменный вид. Вместе с тем, в ней было что-то необыкновенно хрупкое, женственное и от нее не исходило ощущение пустоты, присущее большинству красивых девчонок. Но порой, ее прекрасные глаза полыхали дикой, всесокрушающей волей.
Как на самом деле звали Кланю, я так и не узнал, она только смеялась в ответ. Веселая и бедовая она имела привычку хохотать по малейшему поводу. Кланя была старше нас, ей уже исполнилось двадцать пять лет, но эта разница в возрасте не чувствовалась. У нее были полные улыбчивые губы и черные кудрявые волосы до плеч, а озорные, слегка раскосые изжелта-карие глаза и приплюснутый мальчишеский нос придавали ее лицу выражение дружественной безмятежности. Миловидного ее лица уже коснулась печать преждевременного старения. Истонченную кожу, собранную в мелкие морщины вокруг запавших глаз, маскировал горячий лихорадочный румянец смуглых щек.
Кланя всегда была полупьяна, но никогда, в стельку. В ее походке, движениях было столько чувственного изящества, что казалось от нее исходят флюиды откровенной сексуальности. При этом она оставалась совершенно естественной, наверно такой же первобытной непринужденностью отличалась и первая женщина на Земле. Ли рассказывала, что однажды, когда Кланя проголодалась, она отдалась в подъезде за кусок колбасы прохожему мужчине. Он имел неосторожность открыто нести колбасу в авоське и этим соблазнял голодных граждан. Не справившись с искушением, Кланя эту сделку навязала ему сама.