Нарисуй мне дождь

— Нет!! И еще раз нет! Дело не в этом, а смысл в том, кого мы любим? Или мы отрицаем все и не любим никого? Или мы, как там, у Чехова: «сострадательны к одним только нищим и кошкам»? Да, мы любим кошек, некоторые, правда — собак, есть и такие, собаколюбивые… Но мы любим и женщин! А вы не задумывались над тем, почему большинство мужчин презирает женщин, относится к ним, как к людям второго сорта, считает их ниже себя. Ведь это так? Да, это неоспоримый факт! Но открыто об этом говорить не принято, все та же двуликая недосказанность. В журнале «Нива» за тысяча восемьсот… Не помню, какой год, было опубликовано, что в Санкт-Петербурге состоялась защита диссертации на тему: «Человек ли женщина?» Иными словами, женщина не совсем человек. Не типичный ли это пример? И знаете, почему к ним такое отношение? Все закономерно, среди них так мало настоящих, о которых можно хоть что-то вспомнить. Это ни шелк влагалища, не эта жалкая безвольная кишка, проникнуть в которую так вожделеют мужчины, ни роскошный бюст, ни прелесть лица, это всего лишь мимолетная встреча глаз, улыбка, непроизвольный жест, бескорыстная доброта, открытость и беззащитность ребенка, который тебе одному доверяет свою самую сокровенную тайну о том, что нет счастья в личной жизни…

Никто из них долго не нарушал молчания. Вряд ли они заснули, убаюканные этой страстной речью полной горечи и грусти. Каждый думал о своем. В словах этого пьяницы было что-то понятное каждому. Человек в женском плаще отхлебнул пива и нараспев с чувством безысходной тоски прочел.

Лейся песня пуще,
Лейся песня звяньше.
Все равно не будет то,
Что было раньше.

За былую силу,
Гордость и осанку
Только и осталась
Песня про тальянку.

* * *

В тот день я не встретил Ли.

Вечером пошел к ней домой. С такой же охотой я бы прошелся по раскаленным углям. Безропотно выслушал нотацию от ее матери. Допоздна ждал ее в подъезде, но не дождался. Подъезд пятиэтажки жил своею жизнью, тяжело дышал, издавая всевозможные звуки. Я стоял на освещенной подслеповатой лампочкой бетонной лестнице, ее железные перила были липкие на ощупь, сбоку пестрела ободранная, разрисованная стена. С этажей сочились запахи бедной стряпни, воняло тухлой капустой и горелым жиром. Из-за дверей коммуналок слышались звуки радио, плач младенцев, громкие голоса. Все разговоры здесь велись на повышенных тонах, они не говорили, а орали, словно перекликались в поле или на стройке. Время от времени под перезвон посуды возникала визгливая женская перебранка, разгорались кухонные баталии, достигнув кульминации, они утихали, но отовсюду продолжало доноситься невнятное злобное рычание. Как ей удалось уцелеть в этом зверинце? А, уцелела ли она? Я поймал себя на мысли, что, как мне ни хочется встретиться с Ли, я боюсь этой встречи в обычной для нее житейской обстановке. Я виновато оборвал эту мысль, не первый раз за день почувствовав укол сомнения. Мне было страшно в ней разочароваться.

Мерно печатая свою неприкаянность, я возвращался в общежитие. Сверху за мной наблюдала безучастная ко всему луна, сумеречным светом освещая мой путь. Рядом со мной тихо шагала моя бездомная тень. Я был одинок, как никогда, один среди пустоты ночного города. Улица одинаковых домов черной дырой зияла передо мной. Узкая и бездонная, как колодец, ей не было конца. Я шел и шел, и впечатление было, будто я иду не по улице, а меж двух расстрельных стен. Пятиэтажные дома были однотипны, словно размноженные чудовищным инкубатором. Унылая одинаковость этих коробок напоминала бараки умалишенных. Как можно жить в этих обезличенных сундуках и не сойти с ума?

Стояла загустелая могильная тишь, в этом всеобъемлющем безмолвии таилось что-то зловещее. Город спал, его жители оцепенели до утра, набираясь сил перед новым рабочим днем, который еще на сутки приблизит их к светлому будущему. Но для будущего жить глупо, разве что обманывая себя. Человек должен жить настоящим и все возможные блага должны быть в настоящем, а не в будущем неопределенном времени. Все вокруг погрузилось в обволакивающий утробный покой. В этой расслабляющей тиши легко заснуть и не проснуться или проснувшись, навсегда остаться во сне, проведя в нем всю свою жизнь. Бредя этой бесконечной немой пустыней я никогда еще не испытывал такой острой потребности видеть вокруг себя людей, которых я так сторонился.

Вдруг из кустов жалобно мяукая, мне под ноги выскочила кошка, ее передние лапы были в белых чулках. От неожиданности я остановился, и она потерлась о мою ногу.

‒ Уже поздно, иди домой, ‒ сказал я, позабыв, что у кошек нет понятия о времени.