Нарисуй мне дождь

Я наотрез отказался, и уж было ушел, как вдруг над головой раздался треск раздираемой парусины и у моих ног в землю вонзился трепещущий зигзаг молнии, высветив все вокруг слепящим светом сверхъестественной белизны! Под ногами дрогнул асфальт, и оконные стекла зазвенели так, будто рассыпались вдребезги. Первые крупные капли подняли пыль над мостовой, разбившись в мириады крошеных брызг, и расколотое небо с грохотом обрушилось на землю. Шумные потоки воды, летящие с возмущенных небес, стеной встали у меня на пути. Ливень низринулся тяжелым водяным обвалом, перемежаясь яростными порывами ветра с косо секущими батогами воды. Выбора не осталось, и я пошел. Почему бы и нет? Потерявшись в миллионном городе, я никогда не встречал своих бывших друзей. Я навсегда забыл, что со мной было, и никогда не вспоминал о том, что здесь произошло. Никогда, ни о чем. Как там, в песне поется:

Оборвалась нитка,
Не связать края.
До свиданья, Лидка,
Девочка моя!

Все для меня давно уже было в прошедшем, минувшем и бывшем. Напрасно я так думал. Один Бог знал, как я ошибался. В глубине сознания я всегда знал, что сюда вернусь. И вот, я здесь. Никогда не вернется вчерашний день, но в «Чебуречной» ничего не изменилось. Все тот же угар с кухни и рыжая Софа переругивается с промокшими до нитки грузчиками, подкатывающими бочки с пивом. Особенно живописен один, с наброшенной на голову мокрой дерюгой и печальными глазами на исхудалом лице, как на иконах древнерусского письма. Он что-то робко спросил у Софы, та охотно откликнулась:

— Та х… тебе в томате, а не пива! Свиняча морда, шоб тебя вжэ холера задавила!

Как ни яростна была гроза, но выплеснув свой гнев, она теряла силы. Ветер утих, вспышки молний стали реже, лишь где-то неподалеку глухо ворчал гром, но грозное могущество его убывало, сходя на нет. За окнами отвесно падали тяжелые струи дождя. Пустой зал, сегодня понедельник, не базарный день. За нашим столом у окна пьяная Кланя с двумя кавказоидами. Она не изменяет своим привязанностям, видно по-прежнему отдает предпочтение анальному сексу. Помню здесь, на пороге «Чебуречной», два подобных типа, курили и говорили о Клане. Один из них, черный и приземистый, до глаз заросший похожими на шерсть волосами, говорил другому, такому же: «Давай, я не против, но у нее мандавошки… Их тут зовут лобковыми вшами, она меня ими заразила, а говно у нее кишит глистами, я их вижу каждый раз, когда достаю свой член из ее зада».

Кланя ничуть не изменилась, все так же заливисто хохочет, запрокидывая голову с растрепанными волосами. Я подошел к ней поздороваться, а может и дать кому-то в морду. Настрой подходящий. Рядом с ней сидит красивая девчонка. Взглянув на нее, понял, что она явно не в себе. С усердием, граничащим с неистовством, черкает шариковой ручкой по неровно оторванному листу из школьной тетради в клетку. В некоторых местах ручка уже порвала бумагу. Мне знаком этот детский локоть, торчащий из дыры прохудившейся мужской рубахи. Только вот… ‒ волосы? Русые, до плеч, с проседью, я их не узнаю. Да это же Ли!

— Ли?! Что ты делаешь? — вырвалось у меня.

Она меня не узнала. Загадочно улыбнулась, подкатив под лоб скошенные глаза. Это была улыбка идиота. В углах ее рта пенилась слюна. Спотыкаясь на каждом слове, она мне сказала:

‒ Я рисую дождь.

_____

Гавура Виктор Васильевич

Home page:

http://www.gavura.narod.ru