Нарисуй мне дождь

— Вы все правы! — воскликнул пропойца в пальто. Он весь сделался исполненным какой-то нервной энергией, словно на него снизошел огонь озарения. — Все зависит от самих людей, а они пожирают друг друга, как пауки в банке, уничтожают других лишь за то, что они имеют свое собственное мнение, прикрывая свою подлость прекраснодушными лозунгами. Главная забота каждого поиметь своего ближнего и возрадоваться при этом, ибо, если ты не сделаешь этого, ближний поимеет тебя и возрадуется в свою очередь. Все, как всегда: либо ты, либо тебя. Потому что есть люди, которых с большим трудом можно отнести к данному виду, они лишь внешне напоминают людей. Их большинство, ‒ большинство, которое подавляет, их объединяет обезличенная бездушная тупость. Вон они, за окном, «гордость нашей страны», имя им — легион, они любят накапливаться на автобусных остановках, в продовольственных магазинах, в бесконечных очередях за всем на свете. Цель их жизни ‒ повторять себя в потомстве, они размножаются с методичностью насекомых, плодя себе подобных. И когда некоторым из них удается прорваться к власти, они норовят всех превратить в такую же серую немую массу. Они с гвоздями ровняют людей! Но мы, — не они! Каждый из нас является кем-то, не похожим на них, ни на других, прочих. Для них же, это острый нож и они берутся переделывать нас под свой шаблон, и мы ломаемся, ведь нам с ними не совладать. И оказываемся здесь, за этим столом. Это наша последняя остановка, пикник на обочине жизни.

— Да ни про то разговор! — с раздражением перебил его человек в ватнике, — Ну, устроил Федос нам халтуру, так мы же отпахали, две машины разгрузили даже не за полную литровку, а выслушивать за это его религиозные сказки незачем, никто в них не верит! У попов ризы до пят, а под ними гэбистское галифе. Если сам себя не спасешь, никакой бог тебе не поможет!

Федор порывисто встал, с шумом отодвинув стул, собрался уходить, и уж было ушел, потом передумал и решительно сел за стол. Основательно укрепился на стуле, удручено покачал головой, взял побольше воздуха, и с воодушевлением заговорил:

— Богомерзки слова твои нечестивец ты лукавый, богоотступник подлопротивный, лизать тебе в аду раскаленные сковородки и калеными угольями трапезовать! — все это он выговорил на одном дыхании, метая молнии из маленьких глаз, с облегчением вздохнул и уже спокойнее продолжил.

— Жаль мне тебя, безбожник ты несчастный, безмолитвенник маловерный, ибо вижу тебя в узах неправды. Подлый аспид с прехитрою ехидной черной желчью тебя опоили, и взалкал ты, винопиец, словами Диавола в уши тебе нашептанными. Но воздастся каждому по делам его. Укроти речи свои непотребные и покайся в грехах своих пока не поздно. Молись Богу, может и отпустятся тебе помыслы и слова твои неправедные.

Теперь же, ко всем вам слова мои, ‒ с чувством глубокого убеждения обратился он к остальным, ‒ Вспомните вы все, как заповедал Господь наш ученикам своим: «Посылаю вас, как овец среди волков, будьте мудры, аки змии и просты, как голуби»; и еще: «Люби ближнего, как самого себя». Истинно говорю вам, человек приближается к Богу через три божественных свойства, врожденных ему: Свободу, Любовь и Богосотворочество. Свобода — условие, Любовь — путь, Богосотворчество — цель. Демоны тоже любят, но их любовь глубоко ущербна. У них она направлена сугубо внутрь, поскольку демон любит только самого себя. И оттого что весь могучий запас любви в нем пребывающий сосредоточен на этом одном, демон любит себя с такою великою силою, с какой любить себя не способен ни один человек. Потому и любовь к женщине у него ущербна, ибо не в силах он в ней преодолеть самое себя и обладая женщиной, воображает, что обладает миром. Однако ж есть на свете одно-единственное средство от Демона и средство это Любовь, ибо ничто так естественно не вызывает любви, как злосчастие.

Человек в пальто вскинул голову, протестуя, взмахнул рукой, и весь воспламенился. Меня поражают эти периоды восхищенного исступления, происходящие с ним, как у Мухаммеда. Он вдохновенно заговорил.