Нарисуй мне дождь

— Есть запахи, которые исподволь, ненавязчиво, влияют на наше настроение, напоминают о давно забытом. Они без спроса входят к нам в подсознание и оттуда, воздействуют на решения и поступки, в общем, на работу мозга, — она на миг задумалась и добавила. — Хотя, знаешь, это грубо сказано, все же нужен настрой, тогда они оказывают исключительно утонченный, триггерный эффект. Хотя, и это не то… Я скажу проще, чтобы ты понял, для того, и прежде, чем понюхать цветок, надо улыбнуться.

В очередной раз она ударила меня под сердце. При каждой нашей встрече я находил в ней что-то новое, незнакомое, каждый раз она казалась мне иной. Временами ее невозможно было понять, я так и не сумел ее узнать до конца.

— Иногда мне кажется, что я тебя совсем не знаю. Расскажи мне о себе, что-нибудь особенное, — попросил я.

Она долго смотрела в окно, помешивая в пустой чашке кофейную гущу.

— Я расскажу тебе то, о чем никому никогда не рассказывала. Знать будем только ты и я, — сдвинув брови, серьезно проговорила она. — Это будет наша тайна, я так хочу. Когда я была совсем маленькая, я чем-то заболела, не знаю чем, но помню, что очень плохо себя чувствовала, был сильный кашель и меня положили в детскую больницу. Там было так плохо! Все чужое… ‒ не своя территория. Все дети боялись уколов и когда приходило время их делать, мы прятались от медсестры, но разве спрячешься в палате. Мне тогда не было четырех лет, я это точно помню, в детский сад я еще не ходила. В палате с нами лежал один мальчик, ему было столько же, сколько и нам. И этот маленький выродок, я его запомнила на всю жизнь, он каждый раз показывал медсестре, где мы прятались. Она заходит в палату со шприцем, а он, молча так, исподтишка, показывает пальцем или ложкой, если в это время жрал, где кто спрятался.

Самая старшая среди нас была девочка, ей исполнилось шесть лет, она уже училась в первом классе. Я помню, что она была очень добрая и такая тоненькая-тоненькая, будто прозрачная, неземная. Она была старше нас на год-полтора, ну, максимум, на два. Никого из родных к нам не пускали, кажется, это было инфекционное отделение. И она заботилась о нас, как мать. Я не помню уже, что это было, вытирала она нам сопли или просто гладила по голове. Веришь, нет, но спроси у меня, кто моя мать и прежде, чем я вспомню свою, у меня перед глазами появляется она. Иной раз мне кажется, что она и есть моя настоящая мать.

Мы, дети, наплакавшись после уколов, били этого мальчика, чтобы он не ябедничал. Он был очень трусливый, но на следующий день он снова доносил, где мы прятались. И этот малыш, совсем еще ребенок, он уже был потенциальный предатель. Было в нем что-то такое, что почти у каждого здесь есть. Не знаю, как бы поточнее это выразить, наподобие: «Здоровенькі були, господа німці! Ось вам список комуністів нашого села»[35]. А старшая девочка всегда его защищала, говорила нам, что он хороший, просто сейчас он больной. Но мне кажется, он так и не выздоровел, таким и остался на всю жизнь, как «подавляющее большинство» здесь.

Я ее слушал, затаив дыхание. То, что она говорила, был ничто, по сравнению с тем, как она говорила. Ее пересказы детских баек трогали сердце. Про Марусю Зорегляд, от чьих песен цветы расцветали зимой. Этого ей не могли простить: «собралося подавляющее большинство, проголосовало и постановило ее убить, как врага народа, бо нарушае сезонность цветения корнеплодов». Но не перевелись на свете добрые люди, нашелся тот, кто помог ей бежать «за дальние моря, аж к туркам, которые ее понимали».

— В каждом из нас намешано много всего, и хорошего, и плохого, в каждом есть столько разных «я», но кто знает, почему они такие? И чем их лечить?.. — с болью в голосе произнесла она. ‒ Я тебя никогда не предам, ‒ тихо сказала она и надолго замолчала.

— Скажи, а что ты любишь? — как ребенок заглядывая мне в глаза, спросила Ли.

— Больше всего?

— Да.

— Солнце и море! Я рожден для корабельной палубы, обстоятельства нас разлучили.

Она взглянула на меня быстрым взглядом и заговорила с поразившим меня пылом.

— А, я… Я люблю дождь. Так приятно чувствовать теплые капли на лице. Я люблю смотреть на нежные лепестки роз в каплях дождя. Всего один раз в жизни я это видела, стояла хрустально звонкая тишина и капли падали с неба на розы. Ты только представь себе, как это было! Ты это слышишь? Лучший среди всех…

Она отвернулась и подняла глаза вверх, что-то рассматривая на потолке. Глаза ее были полны слез.

— Не обращай внимания, я сегодня шутки шучу, — улыбнулась Ли, смахнув слезу с ресниц.

— Ты плачешь… Почему?! — невольно вырвалось у меня.