Напролом

— За кого вы меня принимаете? Нет, конечно. — Она помолчала. — Это Билл посоветовал обратиться в телекомпанию и попросить показать пленку.

— И вы так и сделали.

— Да, конечно. Послушайте, к чему вы клоните? Билл часто дает мне темы. В этом нет ничего необычного.

— Нет, — согласился я. — Всего хорошего, Роза.

— Спокойной вам ночи.

Я лег спать и спал долго и крепко, а рано утром встал, взял видеокамеру и поехал в Перфлит, через приморские равнины к северу от устья Темзы.

Вчерашний дождь закончился, небо было бледным и чистым, и над полосой ила, оставленной отливом, кружили чайки. Я обошел мест двадцать — почты, магазины, — пока не нашел человека, который когда-то работал в фирме «Перфлит Электроникс».

— Это вам надо Джорджа Таркера, он ею владел, — сказал он мне.

Воспользовавшись указаниями местных жителей, я в конце концов остановил машину перед дряхлым деревянным лодочным сараем, над которым красовалась оптимистичная, но несколько странная вывеска, гласившая: «Джордж Таркер ремонтирует любые».

Выйдя из машины и войдя в изрытый колдобинами двор, я обнаружил, что вывеска была такой странной оттого, что у нее не хватало нижней половины.

Нижняя половина была отпилена и стояла у стены. На ней было написано «лодки и катера».

Сердце у меня упало. Я явно не туда попал. Толкнув покривившуюся дверь, я очутился в самой неопрятной мастерской, какую мне приходилось видеть. Все полки и вообще горизонтальные поверхности заставлены и завалены деталями лодочных моторов неопределенного возраста и назначения, а все стены увешаны старыми календарями, плакатами и инструкциями, причем все это не приколото кнопками, а приколочено гвоздями.

Среди всего этого беспорядка, не обращая на него внимания, сидел пожилой седобородый человек. Он развалился в шатком кресле, положив ноги на стол, читал газету и прихлебывал что-то из чашки.

— Мистер Таркер? — спросил я.

— Это я. — Он опустил газету и критически посмотрел на меня поверх носков своих ботинок. — Принесли что-то чинить? — Он взглянул на сумку с камерой, которую я держал в руках. — Что у вас там? Кусок мотора?

— Боюсь, я ошибся, — сказал я. — Я искал мистера Джорджа Таркера, который владел фирмой «Перфлит Электроникс».

Он аккуратно поставил чашку на стол, а ноги на пол. Я увидел, что он выглядит старым не только от возраста, но еще и от глубокой внутренней усталости. Это было заметно по ссутуленным плечам, запавшим глазам и по царящему в мастерской вопиющему бардаку.

— Этот Джордж Таркер был мой сын, — сказал он. — Был…

— Извините… — сказал я.

— Так вам надо чего-нибудь чинить или нет?

— Нет, — сказал я. — Я хотел поговорить о Мейнарде Аллардеке.

Щеки старика втянулись, и глаза, казалось, глубже запали в тень глазниц. У него были редкие нечесаные седые волосы. На тощей старческой шее под короткой бородкой, внутри рубашки без галстука, с расстегнутым воротом, натянулись и задрожали сухожилия.

— Мне не хочется расстраивать вас… — сказал я. Не хочется, но придется. — Я снимаю фильм об ущербе, который Мейнард Аллардек причинил разным людям. Я надеялся, что вы… что ваш сын… что он сможет мне помочь. Я знаю, что это не заставит вас изменить мнение, но я… я заплачу.

Он молча смотрел мне в лицо, но, похоже, видел совсем не меня, а какую-то сцену из прошлого. И сцена эта была ужасной. Лицо его сделалось таким напряженным, что я действительно подумают, что мне не стоило сюда приезжать.

— Этот ваш фильм его погубит? — хрипло спросил старик.

— Некоторым образом, да…

— Он достоин гибели и вечного проклятия!

Я достал из сумки видеокамеру, показал старику и попросил смотреть в объектив.

— Вы расскажете, что произошло с вашим сыном?

— Расскажу.

Я установил камеру на куче хлама и включил ее. Задал несколько вопросов, и старик рассказал, в общем, все ту же знакомую историю. Мейнард с улыбкой явился на помощь во время небольшого финансового кризиса, вызванного быстрым ростом фирмы. Дал денег под небольшие проценты, а в самый критический момент потребовал вернуть долг. Фирма перешла к нему, Джордж Таркер остался ни с чем, через некоторое время Мейнард продал все, что можно было выгодно продать, а работников выбросил на улицу.

— Обаятельный был, гад, — говорил Джордж Таркер. — Рассудительный.

Доброжелательный. Всегда рад помочь. А потом раз — и все рухнуло. Фирма моего сына рухнула. Он начал свое дело, когда ему было только восемнадцать, и работал, как проклятый… а когда ему исполнилось двадцать три, фирма стала расти чересчур быстро.

Изможденное лицо смотрело прямо в камеру, и в уголках глаз стояли слезы.

— Мой Джордж… мой мальчик… мой единственный сын… он во всем винил себя. И в том, что люди остались без работы… Он запил. Он очень хорошо разбираются в электричестве… — Две слезы скатились по морщинистым щекам и исчезли в бороде. — Он обмотался проволокой… и включил ток…

Голос старика пресекся, как пресеклась когда-то жизнь его сына. Это было невыносимо. Как я жалел, что приехал! Я выключил камеру и стоял молча, не зная, как извиниться за подобное вторжение в чужую жизнь. Он стер слезы тыльной стороной руки.