Напряжение

– Никому не поверили, – кивнула она в сторону еще одного бегуна впереди, – но мне кажется, что у директора своя точка зрения.

– Папа говорит – наставники не могут менять решения. Непедагогично! И… папа сказал, что нет ничего зазорного в том, что произошло.

– А? – удивилась девочка, осознав, что взрослый одиннадцатилетний аристократ пытается оправдать свое поражение от простолюдина.

– Папа говорит, это была большая шутка, – сделав голос тише, поделился сосед, – он не интернатовский вовсе.

– А тогда кто?

– Папа говорит – кто-то из старших семей. – Паша уловил иронию в глазах Ники и поспешил убрать упоминания отца. – Нас учат управлять слугами… а их учат управлять нами. От такого получить незазорно.

– А из какого он рода? – вспыхнув глазами от любопытства, чуть умерила бег Ника – ровно настолько, чтобы парень почувствовал себя быстрее, сильнее, а значит, стал разговорчивее.

– А я знаю? – пожал он плечами. – И папа не знает. Это ведь старшие семьи, они своих детей до шестнадцати лет никому не показывают.

– Что, совсем? – в голос удивилась Ника. – А где они тогда учатся? Дома?

– Папа говорит – в самой обычной школе.

– Не может такого быть, – настороженно, пытаясь опознать розыгрыш, глянула она на мальчика.

– Сам в шоке, – опять пожал тот плечами, разделяя удивление.

– В самой обычной?!

– Ну, папа говорит, что это будет очень чистая школа. Но дети – самые обычные. И вообще, если гуляешь в парке, а рядом очень-очень чисто – значит, может быть, рядом гуляет кто-то из их детей.

– Вот это да! Ты такой умный! – добавила она неловким комплиментом румянца соседу.

Все как рассказывала мама – с мужчинами чем проще, тем надежней работает.

– Как ты думаешь, его станут искать в интернате? – Паша кивнул вперед, на стройную молчаливую фигуру их собрата по несчастью. – Мне кажется, этот просто мечтает с ним повидаться.

– Кто знает… – сдержанно улыбнулась Ника.

Она тоже успела поговорить с отцом – и тот обрадовал ее известием, что со следующего утра интернат будет под их покровительством. Не из-за заботы о ловком мальчике, а исполняя главный принцип рода – торопливые и вспыльчивые должны платить мудрым и неспешным.

Когда кто-то из родичей обиженных в парке детей возжелает мести и сунется вершить свое видение справедливости, его аккуратно подхватят за шиворот и ткнут носом в скромный герб под названием на новой табличке. А нападать на то, что под рукой Еремеевых, – совсем не то, что избивать простолюдина. Например, это дороже – эдак в пределах десяти-двенадцати миллионов за «извинения». Как раз старшей доченьке-умнице на подарки.

– Значит, его все-таки не съели тигры, – мечтательно улыбаясь, произнесла Ника, подводя некий внутренний итог.

– Этого съешь… – ревниво глянув на нее, отозвался Паша. – Этот сам кого хочет съест.

– Нет, не съест. – Растратив всякую усталость, девочка мгновенно набрала скорость, обгоняя ребят. – Император тигра не обидит.

Глава 13 Газеты пишут правду

Мелькали столбы и деревья, подмигивали окна домов на поворотах, а я никак не мог найти ту единственную, знакомую дорогу в лабиринте развилок и перекрестков. Город оказался настолько огромным, а улицы настолько безлюдными, что совсем скоро внутри поселилась тихая тоска. Музыка давным-давно кончилась, завершившись песней про сына, которого не дождется мама, отчего становилось совсем грустно. Так и ехал в тишине, под завывание сирен где-то вдалеке, размышляя, стоит ли догонять другие машины, чтобы спросить путь. Пока наконец не набрел на человека – тот мерно катил за собой что-то вроде рюкзака, но на двух колесиках, цепляясь за высокую ручку. Выглядел дядька неважно – в свете фар виделся грязный плащ, поношенные трико, сам он был небрит, очень стар и смотрел на машину испуганно, прикрывая глаза рукой. Но он был взрослым и наверняка мог знать дорогу.

– Здравствуйте, вы не знаете, как проехать в Верхе-Новгородский интернат? – пододвинулся я к окошку возле правого сиденья.

– Знаю, – ответил он, показав совсем беззубый рот, и настороженно замер, словно приготовился бежать.

– А дорогу не подскажете? – полыхнул я радостью.

– Прямо до развилки, потом, стало быть, по Лермонтова, затем съезд на проспект Правосудия и оттуда по трассе, – неуверенно прошамкал дедушка.

– Эх, – загрустил я, пытаясь вообразить, чем отличается улица Лермонтова от остальных. – А может, вы со мной поедете, а?

– М-могу, – к моему восторгу, согласился он, – но я только до трассы.

– Садитесь! – заерзал я на месте, убирая зайца к себе на колени и освобождая кресло. – Назад не надо, там медведи!

Дядька очень осторожно примостился на сиденье и взгромоздил рюкзак на себя, выглядывая из-за него, смешно вытянув шею. Пахло от него не очень, но стоило начать движение, как запах унесся в приоткрытые окна.

– Сейчас вон в тот поворот, – подсказал старик, оживившись к моменту, когда я выруливал на ту самую трассу, украшенную столь знакомой табличкой «Верхний Новгород» – аж сердце забилось сильнее! – Меня тут оставь.

Я аккуратно притормозил возле бетонной площадки с бетонной же коробкой и знаком с буквой Т.