Напряжение

Долго, Зоенька, рассказывать о всех передрягах, которые выпали на его долю, да и грустно. Кроме того, я не сумею так подробно и интересно описать, как говорил Толя. Ну, а ко всему прочему я знаю, что ты ему не симпатизируешь, так что тебе скучно будет читать. Скажу только, чтобы тебе было ясно, что потом он, как игрушка, переходил из рук в руки, пока не попал в детский дом. Оттуда он сбежал (его уговорил приятель, на несколько лет старше его). И снова скитания по всей стране, снова служба у разных людей, мелкое воровство и жульничество из-за постоянной, вечной нужды и угрозы умереть с голоду.

Потом он попал в колонию, учился урывками, кое-как и, как прежде, метался по городам: тянули дружки, с кем был связан по «вольной жизни», как он сказал. И из-за них опять садился в тюрьму. Точь-в-точь как это случилось в последний раз у Семена Кондратьевича.

Ужасная судьба, правда, Зоя? Он не жаловался, но мне до боли жалко стало Анатолия и обидно за него, потому что я понимала все. Хотелось подбодрить его, приласкать. Бедный! Отчего некоторым людям так не везет? Он-то не виноват, что с детства был брошен на улицу.

И вдруг мне в голову пришла мысль, что моя жизнь чем-то напоминает Толину. Моя лишь намного счастливее. Хотя бы тем, что у меня была мама и есть такие друзья, как Полина Никифоровна, вы все, дядя Паша, тетя Сима! И еще друзья будут. А Анатолий не знает, что такое друг. Он мне говорил: Галка Боярышникова или Котя-Коток, да и все другие приятели, с кем ему приходилось водиться, только кажутся друзьями. На самом деле они в тяжелую минуту не только руки не подадут, но еще и по голове стукнут, чтобы свалился. Он-то их хорошо знает!

А теперь я буду его другом, первым настоящим другом. И он знает это. Я счастлива, что могу помочь ему. Как прекрасно, Зойка, жить, помогая друг другу, верно? Вдвоем многого можно добиться, если захотеть. По-моему, и Толя хочет найти свое настоящее место в жизни.

Я думала обо всем этом, а Анатолий молчал. Я даже не заметила, когда он перестал говорить. А он взял мою руку, погладил. Я почувствовала, что он волнуется. Это волнение передалось мне. А Толя наклонился, обнял меня и сказал, что ему никогда не было так хорошо, как сейчас. Никогда!.. Знаешь, на миг мне комната показалась просторней, стол - богаче, свет - ярче, а он, Толька, таким близким! Неужели все это можно объяснить лишь фразой, сказанной тебе, только для тебя?

Утром все уже было не то. Ты замечала, что ночью или поздно вечером человек как-то не так видит все вокруг: предметы кажутся увеличившимися, значительными, разговоры - таинственными и содержащими какой-то свой особый смысл. Может, все это чушь, не могу объяснить, но я это часто замечала. И сегодня утром, вспоминая все, что было вчера, я не смогла ощутить, почувствовать то же самое. Анатолий спал, приоткрыв рот, и вдруг он мне показался каким-то злым, чужим.

Чтобы проверить себя, я толкнула его легонько в бок. Он проснулся, вскочил, подхватил меня и засмеялся. Нет, я ошиблась…

Весь день я была у него. Мы прибрались, я вымыла пол, перемыла посуду, выкинула всякий хлам. К вечеру вернулась в общежитие. Пришлось сказать, что ночевала у дяди Паши (ох эта ложь!). Но наших девчонок трудно провести. Зинка хмыкнула с полным пониманием дела, скривила губы, но, правда, сказать ничего не посмела.

Вот какие события произошли у меня. Зоя, напиши, пожалуйста, как ты воспринимаешь происшедшее. Твое мнение для меня очень дорого. Целую тебя. Я так занята своими делами и мыслями, что не спросила тебя, как ты живешь, каковы успехи. Но это само собой разумеется.

Марина.

Зоя Бакеева - Марине Гречановой

Оренбург, 21 ноября 1935 года

Милая моя Маришка! Прежде всего я, конечно, ото всей души поздравляю тебя с замужеством. Была у вас свадьба или еще нет? Если нет, сообщи, когда; хочется послать тебе в этот день телеграмму.

Смешная ты, Мариночка. Спрашиваешь мое мнение о том, что у вас произошло. Разумеется, я тебя не осуждаю. Тебе виднее, как поступать. Хотя мы с мамой считаем, что ты все же была опрометчива. Но что поделаешь?

Я не хочу тебя расстраивать и, конечно, вмешиваться в ваши отношения, но нам с мамой кажется, что твоя любовь держится на чисто человеческих чувствах - жалости, умилении, сострадании. Насколько крепка такая любовь - неизвестно. Учитываешь ли ты ум, образование? Я не знаю, умен ли твой Анатолий, но то, что у него три класса и что он не любит читать, - знаю. Тебя это не смущает? Разве можно мужчине жить сейчас с таким образованием? Конечно, нет.

А это значит, что его надо будет все время тянуть за собой, заставлять догонять тебя. Или тебе опуститься. Но, насколько я тебя знаю, ты последнего не допустишь. Значит, придется его подстегивать. Сможет ли он наверстать то, что упустил? Ведь это очень трудно.