Напряжение

Проводив Гуляшкина до дому, Олег сел в такси и поехал к Геннадию. Он добрался до него поздно, в начале десятого. На каждом точеном колышке большой дубовой вешалки висело по нескольку пальто, из чего Олег заключил, что у Генки полно гостей. Раздеваясь, он слышал за дверью буйные выкрики, смех, частую одновременную болтовню. Из комнаты просачивался дух съестного вместе с табачным дымом и спиртным запахом.

- Я не знаю, что у тебя сегодня, уж не день ли рождения? В любом случае это пригодится, - сказал Олег, отдавая Геннадию бутылку коньяка.

- Отгадал, что пригодится, и не отгадал насчет дня рождения.

Он ввел Олега в комнату. Их встретило нестройное «ура!». Олег был удивлен и обрадован: за столом сидели те, с кем он учился в школе.

- Прошу внимания, - поднял руку Генка. - Наш класс в результате естественных земных процессов почти удвоился. Поэтому знакомлю заново: Кунгуров Олег, личность чрезвычайно загадочная и в то же время проницательная. То, что проницательная, вы можете убедиться, взглянув на этот вполне реальный и доброкачественный коньяк. Холост, но имеет ребенка. Это ли не пример загадочности?

- Не заставляй его краснеть!

- Олег, научи…

Ему втиснули стул между Риммой Новиковой и незнакомой черноглазой соседкой Борьки Аникеева, которого прозвали Тютей-Путей за его манеру складывать губы трубочкой и говорить быстро и не очень разборчиво. Олег подумал, что в классе, видно, навечно останутся воспоминания о детских привязанностях и симпатиях. Иначе стул его не оказался бы именно здесь.

Римма раздобрела, черты лица ее огрубели, но она осталась такой же тихой и застенчивой, как прежде. Нагибаясь, Олег пожимал через стол руки, подмигивал тем, кого не мог достать, и старался каждому сказать что-нибудь шутливое, колкое или ласковое, приятное. Когда он здоровался с Риммой, она в смущении опустила глаза и проговорила:

- Познакомься, мой муж, - и качнулась на стуле, чтобы дать им возможность протянуть руки.

- И тут я опоздал…

- Штрафную Олежке!

- Будет знать, как опаздывать…

- Кунгуров, тост!

Олег поспешно положил в тарелочку салат и поднялся:

- Поесть не дадут… Ребята, вы же знаете: я принципиальный и воинствующий противник штрафов, - и продолжал, перекрикивая общее возмущение: - А выпить я готов. Я предлагаю тост за самоотверженную Клаву и за нашего очкарика, у которого за двадцать с лишним лет наконец-то впервые блеснула остроумная мысль собрать всех в кучу после стольких лет тяжкой разлуки.

- Ура-а-а!!

Он чокнулся с Генкой и Клавой. Геннадий опрокинул рюмку, пожевал лимон, потом снял очки с золотыми планками и начал протирать стекла краешком скатерти:

- Видите, ценит! Я всегда говорил, что из него толк выйдет…

- …одна бестолочь останется, - добавил Тютя-Путя.

- А ты все так и живешь остротами пятидесятых годов, бедняга? Кстати, в то время они тоже не были свеженькими, потому что перекочевали из девятнадцатого века.

- Я же не общаюсь с преступниками.

- О, если б они приносили остроты!..

- Аникеев, Кунгуров! Что вы там не поделили?! Выйдите из класса!..

- У Марии Ивановны голос был понежнее.

- Разве вы с Борисом сидели за одной партой? - спросила Олега черноглазая соседка.

- Представьте, да. Мучились, но сидели.

- Разве он очень плохой?

- «Очень» - лишнее слово. И потом неизвестно, кто из нас хуже… Он плох уже хотя бы тем, что не догадался познакомить меня с вами. Но он никогда не отличался тактичностью. Давайте сами знакомиться.

- И правда, зачем нам посредники… Тамара. Вам положить буженины?

- Благодарю вас, но я сам хотел поухаживать за вами, пока муж не видит.

- У-у, я уже ничего не хочу.

- Скажите, если не секрет, когда этот очаровательный молодой человек успел жениться?

- Конечно, не секрет. Я его невеста. Мы еще не поженились.

- Ах вот как?! Тогда все мои грубости по его адресу забудьте. С этого момента я говорю только самые лестные вещи о моем «напартнике». В раннем детстве он больше всего любил природу, птиц и никогда не стрелял в них из рогатки. Он не бил стекол, не получал замечаний на уроках, и в его тетрадках вы не увидели бы клякс…

- Чем это вы так увлечены? - Борис повернулся к Олегу с Тамарой и положил один локоть на стол, другой на спинку Тамариного стула.

- Ты помешал самому главному. Я рисую ангельский портрет Бориса Аникеева. Осталось дорисовать последнее крылышко. А ты все испортил.

- Ладно, давай-ка выпьем. Давно я тебя не видел. - Он налил в рюмки коньяк. - Поехали!.. Ох, хорошо!.. А ты все такой же, как в школе, худой и длинный.

- Короче мне не удалось стать, - сказал Олег, - хоть и старался. Традиционный разговор. Но мы ведь не сорок лет не виделись! - Тепло, а вместе с ним радость и спокойствие разошлись по телу. Олегу было приятно сидеть здесь, среди своих, даже около Борьки, с которым они всегда враждовали. - Какой молодчина Генка! Сразу видно, организатор масс! Как это он ловко провернул.

- Отчаянный парень. Ну что ж! Он неплохо устроился: две тысячи имеет сам да Клавка почти девятьсот… Старыми, конечно. Около трех на двоих - жить можно. И можно позволить себе иногда такой сабантуйчик.