Напряжение

Меня не интересовал разговор внутри кабинета, я почти не прислушивался, кутаясь в одеяло и стойко борясь со сном, но кое-что долетало и невольно запоминалось. Меня почему-то нельзя было оставить в старой комнате, и для меня надо найти новое место. Но… у взрослых, как оказалось, тоже множество страхов и запретов. Нельзя переставить мою кровать к старшей группе — «Он там всех поубивает!». Интересно, кто такой страшный «Он»? Нельзя разместить в библиотеке — «Вера Сергеевна расскажет мужу!». В коридоре — «Там холодно». В медпункте — «Нельзя прерывать тренировки!». Или даже тут, в кабинете директора — «Ты смеешься? У меня посетители, мне как работать?!». Брать к себе домой нянечка также отказалась — несомненно, к счастью. Постепенно, перебирая помещения и имена, взрослые остановились на комнате сторожа и неожиданно замолчали. Вся сонная дымка мгновенно исчезла, сменившись ощущением ледяного крошева по спине. Только не туда!

Сторож — страшный человек. Это вам любой скажет. А еще у него шрам через все лицо, вместо ноги — костыль и одна рука к телу привязана! А еще он злобный, камни кидает так, что ровнехонько между лопаток залетает, ни сбежать, ни укрыться! Еще говорят, что он детей ест. И кошек. И собак. Вот к такому человеку меня вели. Вернее, я изображал шаг, буксируемый нянечкой по коридору — то есть вяло перебирал ногами, пока мое тело волокли к неминуемой гибели.

Логово людоеда выглядело уютно — наверное, еще и оттого, что самого хозяина не было, а в воздухе плыл аромат мятного чая. Обычная обстановка: две кровати с примкнутыми тумбами вдоль стен и стол возле окна. Точно такая же, как в медблоке. На столе парила дымком двухлитровая банка с заваркой, укрытая белой крышкой. Лежала развернутая газета с фотографиями незнакомых, красивых людей. На подоконнике сиротливо ютился кипятильник, обмотанный шнуром вдоль и пополам. Больше взгляду не за что было цепляться. Даже по виду кроватей не определить, какая принадлежит сторожу, — одинаково убраны, с аккуратно взбитыми подушками.

— Устраивайся там, — приказала няня, кивнув в сторону дальней от двери постели.

Сказку про Машеньку и медведей нам уже читали, так что я постарался совершить как можно меньше повреждений, устроившись на самом краю кровати, да еще завернулся тем, что принес с собой. Няня только головой покачала и бухнулась прямо на взбитую подушку. Ну и ладно, если что — ее он съест первой.

К приходу главного медведя зубы уже выстукивали нестройный ритм — во-первых, страшно, во-вторых, стена холодная и я изрядно замерз, а пошевелиться еще страшнее.

Неслышно распахнулась створка, впуская главный кошмар окрестных земель — широченного, высоченного, с мордой жуткой и черной тростью в руке, он оскалился в тридцать два здоровенных клыка и прогудел низким голосом, сотрясая стены и пол. Или это я дрожал?

— Машка, опаздываешь, — укоризненно покачал головой сторож, потянувшись здоровой рукой к пряжке пояса.

«Бить будет!» — пронеслось в голове, сам я дернулся, невольно скрипнув пружиной.

Рука сторожа остановилась.

— Это кто? — подозрительно глянул он на меня своими жуткими глазищами.

— Это Максим. Главная приказала разместить у тебя, на время, — встала ему навстречу няня, храбро удерживая монстра за плечи.

— С какой это стати? — В голосе не слышалось ни нотки добродушия.

— Дерется сильно, буйный. Если разозлить, — тут же поправилась, поймав недобрый взгляд. — Нельзя ему оставаться в палате — еще покалечит кого или самого задушат. К старшим, сам понимаешь, тоже никак…

— А мне-то он зачем? — грубо оборвал ее сторож.

— Денег прибавят, за присмотр. Тем более ты ночью все равно не спишь.

Мне показалось или она погладила его по плечу?

— Тебе теперь где «не спать»? — прижал он ее к себе — ненадолго, руку тут же скинули и отшатнулись в сторону.

— Коль, не при ребенке же! Найдем. В спортзале, на матах мягеньких. Придешь? — вильнула она своими телесами, умудрившись потереться о страшилу бедром.

— Дай хоть познакомлюсь с постояльцем, — хекнул тот довольно, выпроваживая няню из комнаты.

— Жду! — мурлыкнуло из коридора.

А я и не знал, что у нее может быть такой голос — отличный от скрежета несмазанных дверных петель или вопля кота, которому наступили на хвост. Мы, помню, как-то специально ловили и проверяли…

— Дрался, говорят? — выдернул из размышлений сторож, уже разместившийся на кровати напротив, поближе к столу. Трость небрежно лежала по правую его руку — мне никак не добраться.

Я замотал головой.

— Били меня, — буркнул, глядя исподлобья.

— Много их было? — Мужик аккуратно перелил чай из емкости в миниатюрную чашечку, словно по волшебству выуженную из-под столешницы.

— Не знаю, не видел.

Тот поставил рядом вторую и вопросительно посмотрел на меня.

— Они голову пледом накрыли и толпой навалились, — выдал я, алчно поглядывая на расписанную синим орнаментом эмалевую чашку.

— О как, интересно. А дальше? — Тот вместо чая закинул в чашечку три кубика сахара, сильно подняв ставки. — Что-то ты целый слишком.