Напряжение

— Так, значит… р-руский Кувейт они мне обещают, — сквозь зубы прошипел князь, с гневом посмотрев на ни в чем не повинные документы.

«Принято…» — с заминкой, слегка ошарашенно прошептали в наушник.

— Спасибо, родная, — мягко улыбнулся он дочурке, до поры пряча гнев поглубже, неуклюже протягивая медвежонка.

— Ух ты… — все еще словно после долгого сна, слегка щурясь, протянула дочь, принимая презент, заключила его в объятия… а затем что-то пошло совсем не так.

— Холод, сырость, низкие потолки, — заметалась в лихорадочном бреду Ксюша, вцепившись в игрушку руками. — Много людей, страх; сделать еще двадцать — или боль. Стрекот машинок, крик злого мужчины. Пять медведей — вода, семь медведей — хлеб!..

Князь, пытаясь освободить дочь от кошмара, буквально разорвал медведя на кусочки, и только потом поток слов стих, сменившись тихим рыданием пережитого горя — чужого, бесконечно далекого.

— Где? — тяжело выдохнул отец, мягко обнимая свое сокровище, желая защитить от любой опасности.

— Тайбэй, пригороды, рядом большая вода, справа дымят заводы, подвал трехэтажного дома с красной табличкой, — между всхлипами ответила дочь.

— Все будет хорошо, — неловко чмокнул он ее в макушку, аккуратно перенес на кровать и вышел, тихо прикрыв створку за собой.

— Красная тревога, координаты у вас есть, — сказал в пространство.

«Территория сопредельного государства. Геотаргетинг осуществлен. Ханство клана Тога. Прогноз: война — восемьдесят шесть процентов».

Стоило выйти с женской половины, рядом зашагал брат, спокойно облачаясь в костюм под легкий МПД — его наголовная часть с тактическим шлемом уже была надета, а значит, о прогнозе он услышал одновременно с другом.

— Подтверждаю.

«Господин, не проще выкупить рабыню у ван Тога?»

— Долго.

«Господин, Тога очень ревностно относятся к своей территории! Там будет резня с очень низким шансом на выживание неодаренных! Желаете, чтобы ваша дочь это увидела?»

— Значит, я лечу сам.

«Корректировка прогноза: война — ноль процентов, — проскрипел старческий голос на фоне белого шума, означавшего, что все остальные сейчас заглушены и имеют право только слушать. — Когда волк заходит во двор, умная шавка лезет в будку и дрожит от страха, мечтая дожить до утра».

Белый шум пропал, но никто не торопился нарушать созданную тишину.

— Императив номер один — по Тенишевым продолжаем работу. Будем макать мордой в нефть. Императив номер два — обеспечить собственное производство детских игрушек. Со счастливыми швеями, поняли?! Чтобы зарплата до неба, дворник здоровался и муж души не чаял!

— И пух брать от счастливого барашка, — поддакнул Амир в общий канал.

— Да!.. Тьфу, да заткнись ты, и так тошно…

Не спеша — словно на прогулке, дошли две мужские фигуры до вертолета, уже готового нести «виртуоза» и «мастера» за горизонт.

— Я хочу, чтобы она знала, что папа может быть хорошим! — прокричал князь сквозь рев вертолета, обращаясь к товарищу, зацепил скобу рукой и ловко запрыгнул внутрь.

Амир задержался, пытаясь представить, каково это — быть готовым развязать войну ради слезинки своего ребенка? В итоге пришел к решению, что это дело надо срочно проверить, организовав первенца.

Когда отгремит рокот гнева, сорвутся с уст красивые слова и вихрь человеческой воли обратит желание в действие, приходит время слуг. Тихие и незаметные, они приберут осколки разбитой посуды, отмоют ковры от вина, соберут клочья некогда целого, воссоздавая декорации для нового спектакля жизни своих господ.

Так и в этот раз: стоило князю отвернуться от двери, как за спиной зашаркал безымянный слуга, согнутый службой за долгие годы. С поспешностью, доступной для его древних лет, он собрал рассыпанный по полу пух из разорванного медведя. Бережно перенес на стол забытые князем бумаги. Оттер пол там, где ступал господин, в своем величии позабыв переодеть уличную обувь. Поднял с пола и отряхнул рассыпанные подушки. И, тихо цокнув — окно показалось недостаточно чистым, — принялся натирать стекло замшевым платком.

— Все будет хорошо, — прозвучал детский голос, обращаясь, возможно, к миру, возможно, еще к кому. Не к слуге же?

Старик подышал на очередное пятнышко и продолжил монотонную работу.

— Дедушка…

Рука старика замерла на какое-то мгновение, сильно вдавив платок. Не будь стекло бронированным — стрельнула бы молнией трещина. Пальцы, будто опомнившись, отдернулись от прозрачной глади, а платок неловко обернулся вокруг пальца со старым обручальным кольцом — ровно настолько, чтобы скрыть нажатие большим пальцем по ободку, подменившим последнюю минуту записей на камерах. Никакого риска — из этой комнаты никогда не было прямой трансляции.

— Как… — завис в воздухе недосказанный вопрос.

— Кто-то постоянно забывал в моей комнате конфеты.

— Я старый человек, мне можно быть забывчивым, — проворчал хриплый голос, а сам его обладатель отчего-то совсем позабыл горбиться.

Дед легко, словно пушинку, позаимствовал у стены стул и пододвинул к кроватке, по привычке хекнув, разместившись на самом его краю.

— Когда догадалась?

— Давно, — честно призналась внучка, — с прошлого года.

— И молчала?