Направление — Прага

После оккупации Венгрии такая жизнь кончилась. Временный рай закрылся. Разбежался богларский «Савой». Немцы проверили места работ, на которых были французы. Уже в первые дни почти сто из них отправили в Германию. Заняли гимназию в Гёдёлле. Вновь открыли лагерь в Селипе, тех, кого поймали, отправили за колючую проволоку сахарного завода. Многие попытались сбежать в Румынию, в оккупированную Югославию, некоторым с помощью фальшивых документов удалось остаться на свободе. Тогда созревала и мысль о побеге в Словакию, если там развернется партизанская борьба. Первые французы пошли на риск — и вот они уже здесь.

Когда Брезик закончил, Величко только покашлял, Черногоров молчал, а Лях захмыкал.

Потом Величко заворчал:

— Их командир ораторствует, как Наполеон, который был против нас. А он правда хочет быть с нами. Пусть тогда остается.

Недоверчивый Лях заметил:

— В конце концов мужчины проверяются под огнем.

С тех пор каждый день в Кантор приходили все новые и новые французы. Усталые, измученные, но счастливые, что Венгрия уже позади. Строили домики, хаты, тренировались с оружием, полные решимости воевать против немцев.

Тогда Лях сказал Брезику:

— Граф в Штявничке, видно, большая свинья. Снюхался с немцами. Неплохо бы попотрошить его.

Сказано — сделано. Отправились посмотреть, чем он дышит. Первым в дом вошел Лях, остальные ожидали снаружи.

Граф «приветствовал» его с дробовиком в руках. Только Лях вошел, он выстрелил ему под ноги, и комиссар выскочил оттуда словно ошпаренный.

— Ну, это тебе дорого обойдется, — зашипел. И дал по окнам очередь из автомата. Брезик бросил пару гранат. После этого слуги покорно вытащили во двор повозку, положили на нее то, что от них потребовали, и запрягли пару коней.

Обратно возвращались короткой дорогой. Но в лесном овраге повозка опрокинулась и придавила Брезику ногу. Что-то хрустнуло, пронзив острой болью; очнулся уже на повозке, когда над ним склонился Лях.

— Ну ты даешь, друг. Нелегко было высвободить тебя из-под колеса. Видно, с ногой-то плоховато.

И действительно, с ногой было так плохо, что врач в Канторе решил:

— Я тут ничем не помогу. Надо в больницу.

— Доктор! — Кровь ударила Брезику в голову.

— Никаких разговоров. Я уже сказал. Необходимо в госпиталь.

Отвезли его в Бистрицу. Врачам ничего не надо было объяснять. Наши люди. Только имя Брезику дали другое. Отправили его сразу на операционный стол.

Продержали на нем два часа. Наконец нога была в гипсе.

— Теперь недолго? — терпел Брезик.

— Здорово вас придавило! Надолго.

— Чтоб вас черт взял, — отвел душу, выругавшись.

Но через, два дня уже улизнул. В Кантор.

— Что с тобой? А с твоей гипсовой ногой? — поводил Лях плечами. — Отвезу тебя в деревню. Там будет спокойней.

Отвезли его в Склабину, на всякий случай сначала на сеновал. Достали ему поесть, паленку и сигареты:

— Хорошенько прячься. Здешние о тебе позаботятся. А мы сюда вернемся.

Все тело его болело от безделья. Вокруг все бурлило, а он скрипел зубами от злости, что не может быть там. Тысячу раз в голове повторилось, как все это было: Секешфехервар, Дон, плен, Красногорск, Обарово, прыжок с парашютом и теперь вот это. Лишен возможности участвовать в борьбе. Обидно было, и даже в глубине души его оскорбляло, что другие делают сейчас то, что должен был делать он.

— Не грусти, еще постреляешь, — утешали его. Каждый раз ему приносили кипу газет. Уж годы не читал словацких газет. Но какие они! Одно свинство.

«Словак» от середины августа, номер посвящен годовщине смерти Андрея Глинки. И с его цитатой: «Советизм — олицетворение сатанинства».

Без интереса листал дальше. «В винном ресторане отеля «Блага» сегодня и ежедневно музыка — первая скрипка всеми любимого Питя», — сообщалось в объявлении на последней странице.

Более свежие газеты были поинтересней. Сообщали о боях в районе Парижа, о трудном положении в Румынии.

«Словак» от 24 августа сводил счеты с партизанами, с их «настоящим лицом», утверждал, что в Нормандии не удалось окружить немцев; информировал о тяжелых боях между Прутом и Серетом и радовался, что на заседании городского совета в Прешове д-р Войтех Тука единогласно избран почетным гражданином.

В номере за следующее число автор статьи «Словацкий народ не даст себя одурачить» признавал: «Было бы глупо утверждать, что у нас нет партизанских отрядов, ведь мы в этом уже убедились». А в воскресном приложении, а «Письме партизану» говорилось: «Среди партизан, видимо, и ты — парень, что называешься словаком».

— Скоты! — сплюнул Брезик и потом читал уже только объявления, театральные и кинопрограммы.

…Вспомнил о сыне. Ему шел уже второй год, а он его еще не видел. Но ведь вокруг происходят огромные события. Поднялась вся Склабина…

Не выдержал и вышел на костылях из сарая. Вокруг куда-то спешили люди, его не замечая, будто забыли о нем, и он сразу показался себе совершенно лишним.

На душе тяжело: для чего ему нужны были все эти школы, курсы! Сел на лавочку перед домом, костыли прислонил к стене, а ногу в гипсе вытянул перед собой.