Надо бы оставить сзади двоих, корит себя в душе Горан, долго ли до греха — но кто знает, что ждет на лесопилке. Он не совсем разделяет уверенность Штефана, что все пойдет как по маслу. Вместе с остальными тремя он спускается в кювет и пересекает шоссе. У первого штабеля досок они останавливаются и опять прислушиваются. Похоже, со стороны города и от моста опасность не угрожает. Сейчас их больше тревожит не немецкая охрана на мосту, а мысль, что где-то здесь, в темноте, сторож с собакой. Отчасти их успокаивает, что лай, который время от времени доносится от домов на реке под лесопилкой, остается без ответа. Если бы здесь был пес, он бы наверняка откликнулся — если только он не дрессированный. На всякий случай они пробираются к зданию лесопилки против ветра. Теперь в нескольких шагах впереди идет Борис, который считает себя специалистом по эсэсовским собакам, дрессированным на человека, — именно поэтому ему удалось бежать из лагеря для русских военнопленных; за ним шагает Штефан, а уже потом Горан с Яном. На углу здания они останавливаются. И тут слева раздаются шаги. Медленные, тяжелые шаги — человек, несомненно, идет один, ничего не опасаясь, ступая на всю ступню. Горан облегченно вздыхает. Борис прячет нож, дает Штефану знак, коснувшись его руки, прыжок — и ночной сторож «обезврежен». Штефан убирает руку от рта старика, предварительно велев ему не поднимать шума. Но можно было и не предупреждать, дед весь трясется в страхе и послушен как овечка.
— Собаки нет? — осведомляется Штефан.
— Нету… Что вам нужно? — заикаясь, произносит дед (по-словацки, так же, как и Штефан).
— Не бойтесь, папаша, ни денег, ни вашей жизни нам не нужно, — успокаивает его Штефан. — Покажите нам машинное отделение.
— Прошу вас, ничего здесь не делайте, — бормочет старик, который уже все понял. — Они же меня расстреляют.
— Спокойно, ничего с вами не сделают. Так где машинное отделение?
Сторож громко вздыхает:
— Там, за углом.
— Тогда пошли, пошли, — нетерпеливо подталкивает его Горан, — у нас нет времени.
Старик остановился перед дверью, светлые некрашеные доски которой образовывали во тьме бледный прямоугольник.
— Здесь.
И он нерешительно стал рыться в кармане, в котором забренчали ключи.
— Давай, — Борис протянул руку. — Который?
Сторож выловил из связки большой ключ, Борис нетерпеливо схватил его, нащупал замочную скважину, повернул ключ, потом осторожно нажал на дверную ручку и навалился плечом.
— А ч-черт, скрипит, — прошипел он и стал медленно, сантиметр за сантиметром открывать дверь, стараясь, чтобы не визжали петли.
Три человека исчезли в темном проеме, четвертый, Ян, остался со сторожем у входа.
— Слушайте, дедушка, — обращается он к дрожащему старику, — теперь суньте-ка себе в рот носовой платок… есть он у вас? Есть, отлично, я повяжу поверх него свой платок, руки вам свяжу за спиной шпагатом — и можете улепетывать. — Говоря, Ян последовательна выполняет все эти операции. — Вот так. — Он затягивает последний узел и придерживает деда, который уже норовит улепетывать во все лопатки. — Минуточку! Сначала пусть вернутся ребята. А уж тогда рванем отсюда все вместе.
Сторож покорно стоит, прислонившись к дверной раме, а Ян настороженно прислушивается. «Затишье перед бурей», — думает он. Он обшаривает глазами тьму и постепенно различает черные пятна штабелей, проступающие на фоне более светлого пространства. При этом он для верности придерживает старика за локоть, чтобы тот не натворил каких-нибудь глупостей. Ему немного жаль дедулю, которому наверняка уже за семьдесят, но что поделаешь; в конце концов ничего со стариком не случится; не проболтается, черта с два разберутся. Время от времени от моста доносится скрип песка под окованным каблуком немецкого солдата, топчущегося на ближнем конце моста. «Ну, немчура, сейчас будет вам фейерверк», — мстительно думает Ян. Хотел бы он видеть лицо этого немчика, когда начнется весь тарарам. Только бы все вышло как надо, только бы ребята не напортачили. Штефан привел нас на место кратчайшим путем, уверенно провел через горы, жалко, если окажется, что мы зря тащились сюда. Ян прижимает голову к двери, ощущая щекой шероховатость неструганых досок и принюхиваясь к аромату смолистого дерева. Внутри тишина, словно его друзья провалились куда-то в глубины земли. «Тихие как мыши», — одобрительно думает Ян и чувствует, как его начинает разбирать нетерпение. И от этого щедрого смоляного запаха, которым он захлебывается, оно становится еще больше. «Спокойно, — говорит он себе, — спокойно, все будет хорошо».