Наполеон III и его спутники подверглись смертельной опасности. Послушаем Аронсона: «Маленькая группа всадников представляла легкую цель для врага. Император направил свою лошадь вперед. Поблизости одновременно взорвались несколько снарядов и поднялось облако дыма и пыли»[2313]. «Император, — говорит Пажёль, — оставался неподвижным, как будто ожидая, когда один из снарядов угодит в него»[2314]. В Базей убило капитана д’Эндекура. Медленно, «под непрерывным ливнем снарядов», император пробился на север вдоль хребта над долиной Живони. Когда верховая езда стала невозможной, он спешился и склонил голову к дереву. Затем немного прошелся. Император никогда не жаловался. «Он крепко сжал руку, — продолжает Пажёль, — и это было единственным признаком того, что сейчас он переживал то, что было выше его сил. Время от времени его рука сжимала рукоять сабли. На одной из позиций он собственноручно сделал несколько выстрелов из митральезы. Сидя на лошади около дерева, которое венчало плато, император подвергся особенно интенсивному обстрелу. Снаряды, взорвавшиеся по обе стороны от него, убили лошадей двух его офицеров, которые также были тяжело ранены. Однако император, невредимый, появился из облака пыли и еле слышно прошептал: „Смерть прошла очень близко от меня“»[2315].
Эмиль Золя посвятил много времени изучению сражения у Седана, и он так описал эти часы жизни императора на поле битвы: «Уже в пять часов утра его известили, что сражение происходит в Базей, и он прибыл сюда, подрумянившись, но оставаясь тем же мрачным призраком, и, как всегда, хранил молчание.
Здесь находился кирпичный завод; он мог служить убежищем. Заводские стены уже поливал свинцовый дождь, и ежесекундно на дорогу падали снаряды. Вся императорская свита остановилась.
— Ваше величество! — пробормотал кто-то. — Право, здесь опасно!..
Но император обернулся и движением руки приказал своему штабу построиться в узком переулке вдоль стен завода. Там люди и кони могли укрыться.
— Ваше величество! Ведь это безумие!.. Ваше величество! Умоляем вас!..
Император снова только махнул рукой, словно желая сказать, что появление нескольких мундиров на этой безлюдной улице безусловно привлечет сюда внимание береговых батарей. И один, под ядрами и снарядами, не спеша, все так же мрачно и равнодушно, он двинулся навстречу своей судьбе. Наверно, он слышал за своей спиной неумолимый голос, который побуждал его броситься вперед, голос, доносившийся из Парижа: „Вперед! Вперед! Умри героем на груде трупов своих подданных, порази весь мир, вызови в нем волнение и восхищение, чтобы царствовал твой сын!“ Император ехал шагом на своем коне. Вот еще сотня шагов — и он остановился в ожидании желанного конца. Пули свистели, как ветер во время равноденствия; снаряд разорвался и осыпал императора пылью. Император все ждал. У коня взъерошилась грива; он весь содрогался, бессознательно отступая перед смертью, которая ежесекундно проносилась, минуя и коня, и всадника. Наконец, после бесконечного ожидания, император покорился року, понял, что еще не здесь решится его участь, и спокойно вернулся, словно хотел только узнать точное расположение немецких батарей.
— Ваше величество! Какая отвага!.. Ради бога, не подвергайте себя опасности!
Но движением руки он приказал штабу следовать за ним, не щадя на этот раз своих приближенных, как и самого себя; он поехал к Монсели, через поля и пустоши Рапайль. Был убит один капитан; пало два коня. Полки 12-го корпуса, мимо которых он проезжал, смотрели, как появляется и исчезает этот призрак, и не приветствовали его ни единым возгласом»[2316].
Еще один биограф Наполеона III, Бреслер, пишет, что «в течение пяти часов, крепко вжимаясь в седло лошади, чтобы облегчить боли в паху, он скакал сквозь град пуль и разрывы снарядов, чтобы с честью умереть среди своих солдат. Дважды переправлялся через водные преграды. Время от времени он спешивался, чтобы руками обхватить стволы деревьев и попытаться тем самым унять боль. Два офицера его свиты были убиты прямо перед ним. Позднее, в Англии, его доктор, сэр Вильям Гуль, воскликнул: „Как мог этот человек провести на лошади пять часов в Седане! Должно быть, он ужасно страдал!“»[2317].
В воспоминаниях непосредственных свидетелей сражения и ближайшего окружения императора — генералов Кастельно, Пажёля, принца де Москова, доктора Анжэ[2318] — представляется картина мужественного поведения Наполеона III на поле боя, граничащего с безрассудством и полным пренебрежением к собственной безопасности. Под тяжестью неудач и физической боли, император все утро искал смерти на глазах своей армии, пытаясь доказать, что династия Бонапартов возглавляет нацию и олицетворяет собой Францию. Героическая гибель в кровавом сражении должна была затмить неудачный ход войны и стать пропуском на трон его сыну. Но судьба распорядилась по-другому, и Наполеон III остался жив.