Наполеон III. Триумф и трагедия

Тем не менее в обществе витали ощущения, каких не было после Крымской войны, — это было чувство не до конца сделанного дела. Страна по-разному отнеслась к неожиданному миру с Австрийской империей. Либеральные круги с непониманием восприняли договоренности в Виллафранке. Итальянские эмигранты были обескуражены. Социалисты посчитали мирный договор предательством по отношению к Италии. Крайнее разочарование было в войсках[1607]. Армия в труднейших условиях победила врага и могла окончательно его добить в Венеции. Однако ей пришлось поспешно возвращаться домой под осуждавшие взгляды итальянцев. Это было крайне неприятно.

Французы-католики и «старые» аристократы приветствовали мирный договор с Австрией, поскольку считали этот шаг хоть и запоздалым, но верным направлением внешней политики.

Даже в ближайшем окружении императора и в правительстве не было единого мнения. Принц Наполеон («Плон-Плон») в обычной своей манере заявил императору, что надо было завершать разгром австрийцев и освобождать Венецию, а потом, при необходимости, сражаться с германцами на Рейне[1608]. Наполеон III хорошо понимал, а полицейские доклады о состоянии общества только подтверждали тот факт, что в стране есть много людей, кому непонятны внутренние мотивы скорого завершения войны с Австрией.

Через несколько дней император принял делегацию депутатов Законодательного корпуса, в разговоре с которыми попытался объяснить свои действия. Война, по мнению Наполеона III, принимала затяжной характер, а освобождение Венеции потребовало бы слишком много жертв. Под влиянием побед Франции обстановка в Европе начала складываться таким образом, что страна могла столкнуться с опасностью войны с другими странами. Это вызывало необходимость срочно заключить мирный договор с Австрией. Тем не менее многое было достигнуто: Ломбардия освобождена, а предложенная Итальянская конфедерация знаменовала появление новой итальянской нации[1609].

В сентябре 1859 года в разговоре с новым австрийским послом, принцем Рихардом фон Меттернихом (сыном знаменитого Клеменса фон Меттерниха), император был более откровенен: «Я остановил войну, потому что боялся кровавых жертвоприношений, которые она будет продолжать требовать; потому что я испытывал чувство отвращения, что революция следовала за мной по пятам, а Кошут и Клапка (Дьёрдь Клапка — венгерский революционер и военачальник. — Прим. авт.) были союзниками. Я смотрелся как лидер всей мрази Европы, и, наконец, я предвидел рано или поздно общую войну, поэтому предложил императору Австрии, чтобы мы пришли к соглашению и заключили мир… Сейчас Италия представляет собой настоящую гангрену. Падение вниз происходит настолько стремительно, что я не понимаю и не знаю, как остановить порыв этого народа. Уверяю Вас, я очень недоволен всем этим. Но что делать?»[1610]

Действительно, процесс, запущенный императором французов в Италии, вышел из-под контроля и стремительно развивался. Франция, как и Австрия, уже не могла мирным путем вернуть на Апеннинах свои прежние позиции. Несколько месяцев войны буквально перевернули ситуацию в Италии и в Европе. Руководители Сардинского королевства и его население были недовольны, что намеченные перед войной цели не были достигнуты, но к этому моменту в государствах Центральной Италии уже поднялась широкая народная волна протеста, которая больше не желала возвращаться в довоенные берега.

Этим ловко воспользовались в Турине. После ухода французских войск из Тосканы, Пармы и Модены там обосновались военные советники и гражданские чиновники из Пьемонта. Сардиния всячески поддерживала единодушное мнение местного населения о невозможности возврата прежних правителей, связанных с Австрией. Кроме того, к революционному движению в этих государствах присоединилась папская провинция Романья[1611]. Таким образом, бóльшая часть членов предполагаемой конфедерации итальянских государств стремилась не пойти под скипетр Папы Римского, а соединиться с наиболее либеральной и развитой итальянской территорией — Сардинским королевством.

Виктор Эммануил II, Кавур, Раттацци, Ламармора и другие деятели Пьемонта негласно поддерживали эти планы государств Центральной Италии. Разногласие вызывали, по сути, только два основных вопроса — скорость объединительных процессов и что в конечном итоге должно появиться: «большая Сардиния» или новое государство «Италия».