В первый же день суда Фавр с разрешения Наполеона III зачитал обращение Орсини. Оно произвело сильнейшее впечатление на публику, заполнившую зал. Более того, письмо Орсини было опубликовано в официальном издании
Публичное обнародование фактов из жизни Орсини, его стойкость и убежденность, подкрепленные откровенным письмом, сделали свое дело: общественное мнение во Франции прониклось чувством сострадания к разделенной Италии и ее патриотам. «Зловещая» фигура Орсини все больше приобретала черты мужественного и стойкого человека, жертвовавшего собой ради великой цели освобождения родины. В это время в Париж приехала жена Орсини с двумя маленькими детьми и умоляла императора и императрицу помиловать мужа.
Учитывая все обстоятельства, Наполеон III и Евгения посчитали возможным не выносить смертный приговор заговорщикам. Более того, император высказал пожелание лично посетить Орсини[1459]. Члены правительства пришли в ужас от этих намерений императорской четы. Они убеждали, что посещение тюрьмы станет показателем слабости власти, а замена смертной казни на любое другое наказание — неправильный шаг, поскольку погибло и пострадало множество невинных людей. Тот же Пьянори был отправлен на гильотину, хотя никого не убил и не ранил[1460].
В конечном итоге после долгих размышлений было принято решение, что смертный приговор будет вынесен Орсини и Пьери, а Гомес и Рудио получат пожизненный тюремный срок. Вердикт суда был следующим: Орсини, Пьери и Рудио приговаривались к смерти, а Гомес — к пожизненному заключению. Впоследствии смертная казнь Рудио была заменена на пожизненное заключение.
За несколько часов до приведения решения суда в исполнение Наполеон III получил еще одно послание от Орсини, в котором осужденный благодарил императора за разрешение опубликовать первое письмо, тем самым показывая, «насколько добрые пожелания, высказанные в пользу моей родины, находят отклик в Вашем сердце; для меня, умирающего, стало немалым утешением видеть, насколько Ваше Величество проникнуто истинно итальянскими чувствами». Кроме того, итальянец признавался, что «убийство, под каким бы предлогом оно ни совершалось, не принадлежит к числу моих принципов, хотя под влиянием рокового заблуждения я и пошел на организацию покушения 14 января». В этой связи террорист твердо заявил, что умирает с «достоинством и спокойствием», но вместе с тем не хочет, чтобы «пятно какой-либо низости очернило память обо мне». «Что касается жертв 14 января, — завершал свое послание Орсини, — я им преподношу мою кровь, как возмездие, и прошу итальянцев в тот день, когда они станут свободными, вознаградить всех тех, кто пострадал от моей ошибки»[1461].
13 марта 1858 года Орсини и Пьери сделали свои последние шаги к эшафоту в тюрьме Ля-Рокетт, недалеко от площади Бастилии[1462]. Их последними словами стали «Да здравствует Италия! Да здравствует Франция!»[1463]. В этот момент небо над Парижем было затянуто тяжелыми облаками, и мокрый снег густыми хлопьями ложился на землю. Императрица Евгения собрала игрушки маленького «принца Лулу» и переслала их детям обезглавленного Орсини.
Глава 16
Пломбьер. Война в Италии
Взрывы 14 января 1858 года на улице Лепелетье гулким эхом прокатились по Европе. Последствия покушения на Наполеона III и императрицу Евгению быстро стали сказываться на международных отношениях и внутренних делах некоторых стран. Во Франции поднялась мощная антибританская кампания. На главу государства следовали одно покушение за другим. Нити бесконечных заговоров тянулись через Ла-Манш. В Англии укрывались бесчисленные террористы, они там свободно вели антифранцузскую пропаганду, готовили покушения, закупали оружие и бомбы. Этому необходимо было положить конец.
Жесткую линию заняли Морни и министр иностранных дел Валевский. Посол в Великобритании Персиньи призывал не нагнетать страсти и не портить отношения с союзником. Тем временем Министерство иностранных дел Франции официально потребовало от Англии, Бельгии, Сардинии (Пьемонта) и Швейцарии, чтобы эти государства приняли действенные меры против эмигрантов и лиц, которые вели антифранцузскую пропаганду и замышляли террористические акты[1464].
В Бельгии правительство тотчас закрыло несколько социалистических газет и арестовало подозрительных лиц[1465]. Федеральные власти Швейцарии уведомили кантоны, что примут закон, в соответствии с которым будут ужесточены меры против кантонов, укрывавших эмигрантов[1466]. В феврале 1858 года в Сардинии были приняты законы, ужесточавшие требования к выявлению и привлечению к ответственности потенциальных заговорщиков и террористов[1467].