Написано кровью моего сердца

— По правде, я не знаю, о чем еще спрашивать, — сказала она, изучая его с тем же выражением, с каким тетушка Клэр обычно глядит на очередной жуткий нарыв: немного завороженно и не с отвращением, а твердой решимостью во что бы то ни стало разделаться с этой дрянью.

Йену оставалось лишь надеяться, что Рэйчел не решит удалить его из своей жизни, как бородавку или гангренозный палец.

— Я… расскажу все, что хочешь, — смело заявил он. — Все, что угодно.

— Какая щедрость, — усмехнулась та. — А я, пожалуй, соглашусь. И даже отвечу тем же. Не хочешь узнать, девственница ли я?

У Йена отвисла челюсть.

— А разве нет? — хрипло выдавил он.

— Девственница, — заверила та, едва ли не покатываясь со смеху. — А ты что, сомневаешься?

— Нет же! — Кровь бросилась ему в лицо. — Любой, кто на тебя посмотрит, сразу поймет, что ты… что ты… добродетельная женщина, — завершил он с облегчением, подобрав-таки подходящее слово.

— Меня вполне могли изнасиловать, — веско заметила она. — Тогда я была бы уже… не столь добродетельна?

— Я… м-м-м… Нет, наверное, вовсе нет…

Йен знал, что многие считают изнасилованных женщин распутницами. И Рэйчел тоже это знала. Он вконец запутался; она видела его замешательство и с трудом сдерживала смех.

Наконец Йен расправил плечи, вздохнул и поймал ее взгляд.

— Хочешь услышать о каждой женщине, с которой я делил постель? Я расскажу. Ни одну из них я не брал силой… Правда, почти все были шлюхами. Но я никакую заразу от них не подцепил! — торопливо заверил он.

Рэйчел задумалась.

— Наверное, такие подробности мне ни к чему, — произнесла она наконец. — Но если когда-нибудь мы повстречаем женщину, с которой ты делил постель, я хотела бы об этом знать. И… ты же не собираешься и дальше прелюбодействовать с проститутками после того, как нас свяжут узы брака?

— Ни за что!

— Хорошо, — сказала она, отклоняясь назад и обхватывая руками колени. — Однако я все равно хотела бы услышать о твоей жене. Об Эмили.

Рэйчел все еще сидела рядом с ним. Не отодвинулась, даже когда он заговорил о шлюхах. Повисла тишина, только сойка трещала о своем.

— Мы любили друг друга, — тихо сказал он, глядя в землю. — И она была мне нужна. С ней было о чем поговорить. По крайней мере, тогда.

Рэйчел затаила дыхание, но не вымолвила ни слова. Йен набрался смелости и поднял голову.

— Я не знаю, как это объяснить. С ней было совсем не так, как с тобой, но я не хочу утверждать… будто она для меня ничего не значила. Значила… — добавил он, снова опуская взгляд.

— И сейчас тоже? — после долгой паузы тихо спросила Рэйчел.

Йен не сразу, но все-таки кивнул.

— Но… — начал он, однако осекся, подбирая слова, потому что они подошли к самой зыбкой части его исповеди, после которой Рэйчел может встать и уйти, волоча за собой по камням и щебню его разбитое сердце.

— Но? — нежно переспросила она.

— У могавков… — заговорил он и снова замолчал, переводя дух. — У них женщины сами выбирают себе мужа. И могут прогнать его, если, допустим, он бьет жену, или лентяй, или горький пропойца, или воняет и все время пукает… — Йен покосился на Рэйчел краем глаза и заметил, что уголки губ у нее подрагивают от смеха. Приободрившись, он продолжил: — Тогда она выносит его вещи из длинного дома, и он должен дальше жить холостяком… или найти себе другую женщину, которая пустит его к своему костру. Или вообще уйти из племени.

— Выходит, Эмили тебя выгнала?! — возмутилась она.

Он усмехнулся в ответ.

— Да, выгнала. Но вовсе не потому, что я ее избивал. Из-за… детей.

Глаза защипало от слез, и Йен решительно стиснул кулаки. Черт возьми, обещал ведь себе, что не будет плакать. Рэйчел может подумать, будто он разыгрывает драму, чтобы вызвать ее сочувствие… или заглянет ему в душу слишком глубоко, а он еще не готов к такой близости. Однако надо рассказать все до конца, он ведь нарочно завел этот разговор.

— Я не смог дать ей ребенка, — выпалил Йен. — Первой должна была родиться дочка… Она появилась на свет слишком рано, мертвой. Я дал ей имя Элизабет. — Тыльной стороной ладони он вытер глаза, словно пытаясь стереть свое горе. — А потом она… Эмили… снова забеременела. И опять потеряла ребенка. После третьего… ее сердце умерло вместе с ним.

Рэйчел тихо ойкнула, но он на нее не смотрел. Не мог. Просто сидел на бревне, сгорбившись и втянув голову в плечи, а в глазах все плыло от непролитых слез.

На его руку сверху легла хрупкая ладошка.

— А твое сердце… Оно тоже умерло?

Он накрыл ее руку своей и кивнул. А потом просто задышал: глубоко и долго, держась за Рэйчел, пока не сумел наконец заговорить без рыданий.

— Могавки верят, что мужской дух вступает в схватку с женским, когда они… делят ложе. И если мужчина не способен одержать верх, женщина никогда не понесет от него дитя.

— Ясно… — тихо сказала Рэйчел. — Значит, она обвинила тебя.

Он пожал плечами.