Написано кровью моего сердца

— Я выразилась не столь прямо. Но да, об этом я говорила. По крайней мере, намекала.

— О! Тогда ладно. — Йен приободрился. — Значит, любишь.

Он обнял ее здоровой рукой и жарко прильнул к губам. Рэйчел, слегка задыхаясь и комкая его рубашку на груди, ответила на поцелуй, потом все-таки отстранилась.

Губы у нее припухли, кожа, исцарапанная бородой, порозовела.

— Давай… — проговорила она и сглотнула, убирая руку с его груди. — Давай сперва ты расскажешь о своем прошлом браке? Кем была… та твоя жена и что с ней стало?

Йен неохотно выпустил ее из объятий, но взамен взял за руку. Та теплой живой птичкой мягко легла ему в ладонь.

— Ее зовут Вакьотейеснонха, — сказал он, ощущая обычную перемену: словно стиралась грань между Йеном — могавком и Йеном — белым человеком, и он опять не знал, где же его место. — Это значит «искусные руки». — Он откашлялся. — Я называл ее Эмили. Почти всегда.

Ладошка Рэйчел чуть заметно дрогнула.

— Зовут? Ты сказал «зовут»? Выходит, она жива?!

— В прошлом году была жива, — ответил он, с трудом заставляя себя разжать пальцы на ее руке. Рэйчел отняла ладонь и зажала между коленями, с усилием сглотнув, — он видел, как дернулся бугорок на шее.

— Хорошо, — сказала она, и голос почти не дрогнул. — Расскажи о ней.

Он снова глубоко вздохнул, пытаясь понять, как это лучше сделать. Однако, ничего не придумав, просто спросил:

— Рэйчел, ты точно хочешь о ней знать? Или всего лишь хочешь услышать, как сильно я любил ее… и вдруг люблю до сих пор?

— Давай с этого и начнем. Ты ее любил?

— Да, — признался он беспомощно, потому что не мог ей солгать.

Ролло, ощутив, что в его маленькой стае не все ладно, подошел ближе к Рэйчел, сел у ее ног, недвусмысленно обозначив свои предпочтения, и устремил на Йена взгляд волчьих желтых глаз, отчего-то удивительно похожих на взор самой Рэйчел.

Та только подняла бровь еще выше.

— Она… она тогда стала единственной моей отрадой! — вдруг выпалил он. — Мне пришлось остаться без семьи и стать могавком.

— Пришлось… Как это? — Рэйчел, совершенно сбитая с толку, беспомощно уставилась на его татуировки. — Ты что, стал жить с индейцами не по своей воле? Почему?!

Он кивнул, на мгновение ощутив под ногами твердую почву. Эту историю рассказать легко, тем более случилось все целую вечность назад. Глаза у Рэйчел становились шире и шире, пока он описывал, как они с дядюшкой Джейми повстречали Роджера Уэйкфилда и приняли его за другого — того, кто надругался над его кузиной Брианной и сделал ей ребенка. Они чуть не убили несчастного парня, но потом придумали месть получше…

— О, хвала небесам, — чуть слышно прошептала Рэйчел. Он покосился на нее, но так и не понял, всерьез она или это был сарказм.

Откашлявшись, Йен продолжил рассказ о том, как они отдали Роджера тускарорам, а те продали его могавкам на север.

— Мы боялись, как бы он не вернулся однажды и не потребовал Брианну в жены. Вот только потом…

Йен осекся, вспоминая, с каким страхом предлагал Брианне замужество… и какой ужас охватил его, когда она нарисовала портрет своего возлюбленного — и на бумаге оказался тот самый мужчина, которого они отдали индейцам.

— Ты предлагал своей кузине выйти за тебя замуж?! Ты испытывал к ней чувства?

Должно быть, Рэйчел испугалась, что он из тех мужчин, которые готовы жениться хоть на первой встречной. Йен затараторил, чтобы развеять это впечатление.

— Нет-нет! То есть Брианна, она… славная девушка, и мы отлично ладили, да… Но она… я хочу сказать, все было не так! — торопливо добавил он, потому что брови Рэйчел сумрачно сходились в одну линию.

Правда в том, что тогда ему было семнадцать и его пугала одна мысль, что придется лечь в постель с девушкой старше себя… Йен поскорее задушил эту мысль, словно ядовитую змею.

— То была идея дядюшки Джейми. — Он развел руками, выражая все свое негодование. — Надо же было дать ребенку имя, понимаешь? Вот я и вызвался. Ради семейной чести.

— Ради семейной чести, — скептически повторила Рэйчел. — Кто бы сомневался. А потом…

— Потом мы поняли, что это и был Роджер Мак, только он взял себе другое имя, Маккензи, поэтому мы его не узнали. И мы отправились его вызволять, — торопливо договорил он.

К тому времени, когда Йен завершил рассказ, кульминацией которого стало его добровольное решение занять место убитого в схватке индейца (включая ритуальное омовение в реке, когда женщины могавков отдраили все его тело песком, убирая белую кожу, сбривание волос и нанесение татуировки), он уж было решил, что женитьба на Эмили станет лишь незначительным штрихом в общей картине.

Увы.

— Я… — Он запнулся, осознав, что разговор может оказаться куда тяжелее, чем казалось.

Йен в страхе посмотрел на Рэйчел. Однако она по-прежнему не сводила с него глаз, хотя краснота вокруг губ казалась ярче, потому что девушка заметно побелела.

— Я… я не был девственником, когда мы поженились, — ляпнул он.

Рэйчел снова вскинула брови.