Нана и Мохан. После сумерек богов (СИ)

— Не то, чтобы не одобряю, но… Ведь ты всегда очень строго относился к репутации женщины. Вспомни себя. Ты считал женщину осквернённой, даже если она не совершала греха, а на неё только упала тень порока, если её оговорили, если её оклеветали, ты уже считал её отбракованной, отсечённой от права считаться чистой и невинной и иметь право зваться честной невестой или хорошей женой. Ты как бы считал такую виновной в том, что она подала повод уронить на себя тень подозрения в нечистоте. Из-за этого Лакшми, чистейшая и достойнейшая из женщин, прожила с тобой всю эпоху сценария в каком-то невыносимом напряжении, стараясь соответствовать твоим понятиям об идеале. А когда эпоха сценария судьбы оказалась законченной, она ушла от тебя в первый же день. Ты не прощал Лакшми малейших отступлений от правил, так кто же мог подумать, что после развода ты полюбишь именно Афродиту и поддашься этому чувству, даже не попытавшись ему противостоять! Я уже ничего не понимаю. Суди сам: женщина, с которой развёлся муж из-за супружеской измены, и история этого прелюбодейства стала известна не только всем богам, но даже смертным; женщина, будучи ещё замужем, рожает от любовника детей, которые как две капли воды похожи на любовника; когда муж выгоняет её, она не горюет и обзаводится всё новыми любовниками, веселится на пирах, ищет удовольствия. Более того, она числиться покровительницей проституток. Да, я знаю, это ей навязали звание богини проституции, но как хорошо оно к ней пристало, не смыть! Прежде я считала, что даже заговорить с такой женщиной ты сочтёшь осквернением себя. Как так получилось, что ты хочешь её, рассей мою непонятливость!

Вишну улыбнулся:

— Я объясню тебе, мать Бхудеви. Всю эпоху сценария судьбы моя внутренняя сущность простояла на коленях перед собственной женой, как будто я был адепт, а она — бог. Она на самом деле была достойнейшей и чистейшей. Она была моим кумиром. С ней можно было говорить о высоком, на её верность можно было надеяться и спокойно погружаться в нирвану на долгий срок, да и в земных воплощениях я нисколько не сомневался в её преданности. Я платил ей за это поклонением и обожанием. Она была богиней для бога и я отлично понимал, что с ней нельзя обращаться просто как муж обращается с женой. Нельзя ущипнуть её за щёчки или раскачать на руках и бросить на кровать. Это было бы святотатство. Так нельзя поступать с женой-богом. Но я был в праве за это требовать от неё совершенства, идеальности. Если жена хочет быть богом для своего мужа, то она обязана хранить себя от того, чтобы на неё не упала никакая тень со стороны. Таковым были наши отношения. Надо же, и только после того, как они развалились, я понял, что виноват был сам. Муж не должен делать бога из своей жены, он обязан позволить ей быть живой и слабой, совершать ошибки и проступки. Я больше не встану на колени перед своей женой. То есть, может и встану, но только если сам захочу, вот на эти плотские колени, но моя сущность не согнёт колен. Я люблю Афродиту, но как бы сильно ни любил, моим кумиром она не будет. Никогда. Я не могу обречь наши отношения на разрушения. Я не буду её боготворить, но на мою любовь, защиту и заботу она может рассчитывать. Да ведь ей, по-видимому, именно это и нужно. Бедная девочка, она так настрадалась!

— Меньше, чем кто-либо, — тихо проговорила Бхудеви. — Только смертные считают, что счастье — это быть богом. На самом деле так много богов, которые клянут свою божественную судьбу. О себе я говорить не буду, ты так знаешь, что на моей плоти отражается всё, что происходит с планетой и это не делает мою жизнь вечным праздником. Взять хотя бы тех богов, что провели всю эпоху судьбы в Тартаре. Мой сын Кронос, так недолго правивший миром, свергнутый сыном. Титаны, протомившиеся в том же Тартаре века, это вместо того, чтобы стать богами и обитать в раю! Гера, терпевшая измены и побои мужа. Метида, преданная всеми. Та же Эрешкигаль, обречённая на затворничество с чудовищем Нергалом. А другие пантеоны! Осирис, переживший смерть. Афродита считается одна из наиболее счастливых богинь и прожила эпоху сценария судьбы, кажется, слаще всех.

— Дааа, мать Бхудеви, ты пожалела Осириса, что он пережил смерть, но ты забыла, что Афродита, Инанна в месопотамской вселенной тоже была мёртвой.

— Да её умирание было просто каким-то балаганом! — поморщилась Бхудеви. — Сёстрички, как всегда, валяли дурака. Когда она висела на крючке на том шесте, она не ощущала физических страданий, больше злилась на свою неподвижность. И оживили-то её клоунским способом: Энки наковырял грязи у себя под ногтями, сотворил двух человечков, вложил в них силу энергии жизни и послал в Иркаллу оживлять мёртвенькую. А всё потому, что никто это не принял всерьёз, например, ануннаки долго смеялись над этой историей, как над анекдотом.

— Хорош анекдот! — возмутился Вишну. — Она, должно быть, очень сильно напугалась этого состояния, что оказалась ни жива, ни мертва.