Нана и Мохан. После сумерек богов (СИ)

====== Часть 93 ======

Жизнь Наны постепенно налаживалась. Мохан не отходил от Наны ни на шаг, всюду сопровождая ее. Посейдон и Арес ревновали, им очень хотелось если не вызвать на поединок великого Вишнудева, то хотя бы сказать ему что-то гадкое, но что-то останавливало их.

По ночам Мохан принимал невидимость, пробирался а покои Наны и ночевал где-нибудь неподалеку от ее ложа. Иногда невидимость сходила с него к утру и Нана видела его спящим на ковре или в кресле — и улыбалась.

Мохан больше не гнушался частыми пирами олимпийцев, он веселился вместе со всеми, пил вино и ел мясную пишу. С богами не своего пантеона он теперь разговаривал любезно, дружелюбно, с глубоким уважением.

Однажды на один из пиров заявился сам Зевс, но не в обществе своей новой горячо любимой жены Гаятри, а… Держа за руку змеиную богиню Нагешвари. Никто из богов не остался равнодушен у этому событию. Боги только и говорили об этом на пиру, кто-то удивлялся, что даже такая богиня, как Гаятри не сумела удержать любовь Зевса, другие с долей цинизма рассуждали, что именно этого от Зевса и следовало ожидать, ведь он не умеет быть верным. Кто-то, не удержавшись, спрашивал Зевса, забыл ли он Гаятри, на что он отвечал, что у него, Зевса, такое большое сердце, что в нем хватит любви и на двух женщин. Гаятри ничего не знала о том, что Зевс влюбился в Нагешвари, а Нагешвари считала, что Зевс бросил Гаятри и любил только ее. Зевс воздвиг дворец для своей новой возлюбленной, змеиной богини, на приличном расстоянии от дворца Гаятри и по-очереди гостил у своих жен.

Нана же, слушая эти новости, только улыбалась: она-то знала, что сердце у Зевса такое огромное, что способно вместить в себя любовь не только к двум женщинам.

И вскоре это подтвердилось, когда на следующий пир Зевс привел Майю.

Богиня лжи и обмана, пленявшая умы иллюзиями, теперь сама пребывала во власти дурмана — любовного. Глаза ее казались безумными, она не сводила страстного взгляда с Зевса, висла на его руке, не желая отпускать его ни на минуту. Но ее всё-таки что-то отвлекло и Зевс, улучшив момент, приблизился к Нане:

— Признайся, богиня любви, это твои проделки, что я сгораю от страсти сразу к троим женщинам?

Нана улыбнулась:

— Зевс, хоть ты и отрекся от власти, но для меня ты все равно останешься царем богов и я поступлю, как решишь ты. Скажи мне одно слово — и твои чувства к этим красавицам угаснут.

— Ну, нет! — покачал головой громовержец. — Я никогда не боялся любви, мне всегда приносило наслаждение это чувство. А сейчас, в это мрачное время, это то, что мне нужнее всего. Мне необходимо много любви! Я люблю троих и трое любят меня — это как-то отвлекает меня от горьких мыслей и даже возвращает силы!

Нана продолжала улыбаться.

Она окончательно помирилась с Моханом после ещё одного пира, когда Зевс в порядке очередности заявился на него с Гаятри. Но через несколько минут в пиршественный зал ворвались Майя и Нагешвари — с бешеными глазами, из которых потоком струились слезы, взлохмаченные, с искусанными губами. Поднялся страшный скандал, богини ругались между собой, как обычные смертные простолюдинки, не стесняясь в выражениях, а потом случилось нечто выходящее из ряда вон: Гаятри, Майя и Нагешвари вцепились друг другу в волосы и началась драка. Они бились всерьез, стараясь нанести друг другу как можно больше увечий, все трое упали на пол и катались по полу, стремясь чуть ли не разорвать друг друга.

Олимпийцев ничуть не смутило и не огорчило это происшествие. Дерущихся богинь окружила толпа возбужденных зрителей, громче всех кричал Дионис, призывая делать ставки. Никто и не думал разнимать дерущихся, даже сам Зевс, которого, казалось, даже доставляла удовольствие сумасшедшая ревность трёх влюбленных в него женщин.

Битва окончилась только с потерей сознания трёх избивших друг друга богинь. Первая потеряла чувства Нагешвари и ее оставили в покое, Майя и Гаятри сцепились вдвоем, затем, свалилась замертво Майя, а после Гаятри упала на нее и замерла.

Мохан смотрел на это все мрачно и грустно, а когда все было завершено, произнес негромко:

— Зря я считал женщин нашего пантеона скромнее и благороднее других!

Олимпийцы долго говорили об этом происшествии, оно развеяло всеобщую тоску, которую уже не могли отогнать даже бесконечные пиры.

— Признайся, златая Афродита, это твои проделки? — вопрошал Нану Дионис.

— А то чьи же? — усмехалась Нана.

Мохан понимал: Майя, Гаятри и Нагешвари несли серьезное наказание, став врагами богини любви.

Нана простила его и позвала в свои покои, но обида никуда не делась: она просто ушла в глубину духовной сущности. Но казалось, что все в порядке.

Горе миновало и теперь вновь предстояло заботиться о грядущем. Нана работала, выполняя поручения Молящихся и усиливая потребность размножаться у смертных женщин. И в мире что-то менялось, на Земле все больше прибавлялось беременных женщин, желавших родить во что бы то ни стало.

Мохан пытался поговорить с Зевсом, чтобы убедить того перейти в новой общий пантеон Шести, такое сильное божество, как Зевс могло бы принести пользу, но Зевс ответил: