Нана и Мохан. После сумерек богов (СИ)

— А я проклятья смягчила! — весело ответила Гаятри. — И это исполнилось тоже. Разве я менее могущественна, чем она? Тебе не стоит бояться её проклятья, Инанна-Афродита. Если она решится на это, можешь быть уверена в моей помощи.

— Да вряд ли она станет распылять проклятья из-за шутки, — пожала плечами Парвати. — Ведь это надо всерьёз разозлиться, чтобы так проклясть, иметь веский повод. Тогда он у неё был. Но когда проклятье посылается на великое божество, теряется много сил и они не восстанавливаются. Это я и по себе знаю. Я тоже однажды прокляла богов и всё сбылось. Но сколько сил и я тогда потеряла! Кто знает, какие бы ещё способности открылись во мне, как в богине, не потрать я тогда свою энергию на это. Я знаю, что много потеряла. Да и Сарасвати тоже. Если бы она не израсходовала такую колоссальную энергию на проклятья, она была бы сейчас значительно сильнее.

— Это уж точно! — в голосе Гаятри завибрировала насмешка. — Она далеко не такая значительная богиня, как мнится многим. Видимость её силы создаётся благодаря иллюзии, которую творит для неё Майя. Но я-то отлично знаю, чего она стоит, мне ложью разум не затмит никто!

— Всё-таки богиня мудрости, наук, да ещё и искусства, — промолвила Нана. — Мудрость — это великая сила, я хоть и богиня любви, но не решусь умалять значимость мудрости перед любовь. Наука также многого стоит для смертных, без неё они превратятся в зверей. Да и искусство имеет свою колоссальную силу, не даром в олимпийском пантеоне бог Аполлон, покровительствующий искусствам, занимает такую значительную нишу.

— Она — покровительница лжемудрости, лженаук и лжеискусства! — чеканя каждое слово, ответила Гаятри. — Всё то, чему она покровительствует — пустоцвет, не дающий плодов. Сколько на свете философов, мудрецов, болтунов, способных только разглагольствовать на публику, говорить красивые слова, которые кажутся правильными, а на самом деле ничего не значат! И такие болтуны слывут умными и уважаемыми людьми и даже добывают себе какие-то мирские блага за счёт видимости мудрости. А всё потому, что они — любимчики Сарасвати и её поклонники, она помогает им. Надо ли объяснять, что такое лженаука и лжеучёные, которые якобы трудятся над чем-то особенным, а на самом деле бесполезным и нелепым, но при этом стяжают славу и кормятся за счёт общества или спонсоров? Это тоже любимцы Сарасвати. А богатеющая и процветающая богема, бездарности в искусстве, выдающие ничто за шедевры? Кино, литература, картины, музыка, попавшие в лапы к людям, лишённым огня и таланта, искусство, не несущее в себе ничего, а порою, даже вредное для психики — это тоже преспокойно множится под крылышком Сарасвати.

— Ого! — воскликнула Нана. — Да она прямо вторая богиня иллюзий в вашем пантеоне!

— Она — бездарность, покровительствующая бездарности! — голос Гаятри сделался резким. — Она — никакая богиня, также, как никакая жена! Вот этого я не могу простить Брахме, я что угодно прощу мужчине, только не то, что он так и не оценил моих достоинств! — резкость в её голосе начала перерастать в слёзную дрожь. — Как богиня я сильнее её, потому что умею смягчить любое проклятье! Что, скажете, это незначительная способность? — она нервно посмотрела на Нану и Парвати. — А думаете, мне легко было с самого начала веков быть идеальной женой, всегда — всегда! быть образцом чистоты, кротости, покорности? Быть второй, зная, что достойна быть первой или даже единственной? — богиня распалялась всё сильнее, по-видимому, потребность выговориться возникла в ней уже и без вина Диониса. — И я даже рада, что развалился рай и Брахмалока! Потому что я не хочу обитать там вместе с Савитри! Я вообще не хочу даже дышать с ней одним воздухом! — в подтверждении своих слов она схватил со стола вазу со сладостями и смачно грохнула ею об пол.

Нана и Парвати удивлённо переглянулись.

Гаятри ещё говорила, голос её перешёл на крик, она ругала и ругала то Брахму, то Сарасвати, произносила почти одно и то же, как бы ходя по кругу в своём негодовании. Богини молча слушали её, отлично её понимая. Даже у тихого и кроткого существа однажды теряется терпение и он обретает потребность вылить из себя накопившийся гнев и ярость.

Затем она успокоилась и упала в кресло.

Богини поговорили ещё немного — на этот раз ни о чём, предались некоторым воспоминаниям о прошлом, а потом пришло время распрощаться.

Едва они покинули комнату для приёма гостей, как в ней из воздуха появился Мохан. Глаза его горели от гнева, трепетные ноздри расширились, казалось, что он дышит огнём от ярости.