Нана и Мохан. После сумерек богов (СИ)

— Чем это он лучший? Скажем прямо, он проспал этот мир, продрых в нирване, пока смертные плодились, как блохи и окончательно загадили экологию хотя бы в нашей вселенной. Да, они загадили весь мир, но наша вселенная теперь напоминает помойку. Куда смотрел Нараяна, а? А где были два других Тримурти? Всё аскезы, да медитации, а грязь теперь не разгребёшь. Так что теперь сетовать, что Вишну женится на богине из другого пантеона? Хорошо ещё, что на этой добродушной безобидной простушке, — она небрежно махнула в сторону Наны, — а не на какой-нибудь Деметре.

Нана не обиделась за то определение, что дала ей Сарасвати. Её вполне устраивало, когда кто-нибудь считал её глупее и слабее, чем на самом деле, не воспринимал всерьёз. Это давало больше воли и избавляло от излишней ответственности. Но её поразило, почему у Сарасвати оказалось такое отторжение по отношению к Деметре, которую Нана считала спокойной и интеллигентной. Нана спросила Сарасвати, что той не нравится в Деметре.

— Как что! — лицо богини мудрости и искусства даже исказилось от возмущения на вопрос богини любви. — Неужели не понятно? Не пристало богам заниматься шантажом, разве что это какие-то низкие боги, мало чем отличающиеся от демонов!

— Шантажом? — удивилась Нана. — Ого! Я что-то не знаю о богах своего пантеона? Третий глаз Шивы видел что-то больше? О каком шантаже ты говоришь?

— Как о каком!!! — раздражение Сарасвати от недогадливости «добродушной простушки» явно нарастало. — Я понимаю, что она была огорчена тем, что судьбой её дочери распорядились помимо её воли, но при чём тут несчастные смертные? Почему она отыгралась на них, лишив их урожаев, продовольствия, требуя, чтобы ей вернули дочь?

— А что же ей оставалось делать, не драться же ей с Зевсом врукопашную, чтобы добиться от него желаемого, — пожала плечами Нана.

— Морить смертных голодом тоже не выход! — заорала Сарасвати, хлопнув ладонью по столу так, что посуда задрожала. — Мало того, что она шантажистка, так в ней нет и капли человеколюбия!

— Ты рассуждаешь о человеколюбии прямо как Прометей, — осторожно заметила Нана.

— А мне и вспоминать противно, как я была смертной, — заметила Гаятри, допив сливки из своей чашки, и наливая себе сок из золотого кувшина, усыпанного изумрудами. — Счастье женщины зависит от её поступков! — Гаятри подняла вверх пальчик. — Если она заслужит счастье, то имеет на него право. Вот когда я была простой смертной пастушкой, я уже тогда знала, что надо вести себя очень хорошо, стать лучшей из женщин, чтобы в твоей жизни произошло что-то из ряда вон выходящее и твоим мужем стал не какой-нибудь задрипанный пастух, а кто-то повыше. И вот, моим мужем стал сам Брахма! Правда, — голос её вдруг слёзно всхлипнул, — он не оправдал моих ожиданий. Я сделала всё, чтобы доказать, что я лучше Савитри, чтобы Брахма сделал меня либо единственной женой, либо, на худой конец, главной. А он не сделал! — из глаз богини ручьями полились слёзы.

— Аааа, так вот чего ты добивалась все века нашего совместного проживания! — зло сузила глаза Сарасвати. — Значит ты, голубушка, всё это время пыталась меня подсидеть! А притворялась, что тебе нравится мне подчиняться, уступать и признавать моё главенство!

— Я хотела продемонстрировать Брахме свою кротость и покладистость! Я надеялась, что он это оценит и на фоне твоей строптивости и упрямого характера я буду смотреться особенно привлекательно, разительно отличаясь от тебя!

— Да вы обе были Брахме не нужны, — вставила Парвати. — Он даже не расстроился, когда вы его выгнали!

— Можно подумать, Шива сильно расстроился, что ты его оставила!

— Может и не расстроился. Зато я теперь имею возможность обрести новую любовь и эта крошка мне поможет, правда? — широко улыбаясь, обратилась Парвати к Нане и вдруг совершенно бесцеремонно ущипнула её за щеку.

” — Мощное, однако вино истины у Диониса! — подумала Нана. — Какие-то капли, а вот как этих праведниц понесло. Ладно, смирюсь с их распущенным поведением, лишь бы их нутро понять. А не спроста эта Гаятри меня напрягла… Тихоня своего не упустит. Вот такая высмотрит мужчину, наметит его себе в мужья, любой ценой будет находиться с ним рядом, даже прислуживать его жене станет, лишь бы доказать мужчине, что она лучше его жены и привлечь его к себе. Не даром я почувствовала, как она опасна. Но что это было за наваждение, что я приревновала к ней Вишну и пустила слезу? Она на самом деле ему неинтересна. Да она же скучна в своей скромности и застенчивости, когда трезва. Вишну любит общение с женщиной и откровенность, а эта только мычать и сумеет.»