Нам идти дальше

Высился над оградой скромный белый крест. Рядом с ним был выложен из кирпича и известняка пьедестал для памятника, который, по-видимому, когда-то предполагался, но так и не был воздвигнут. Но из полуразрушенного пьедестала сам собой вырос живой памятник — высокий серебристый тополь. Это была могила писателя-народника Павла Ивановича Якушкина.

…Весной через Самару и Сибирь часто везли в закрытых вагонах арестованных студентов. Царские власти усилили репрессии в ответ на выстрел Балмашева, жестоко расправлялись с революционно настроенным студенчеством. К приходу состава с арестантскими вагонами на самарском вокзале собиралась большая толпа. Из арестантских вагонов неслись революционные песни. Как-то студентам удалось выставить белый плакат с надписью: «За правду и свободу». Через зарешеченные окна арестантам пожимали руки, совали деньги, еду.

Глебу нельзя было ходить на вокзал, чтобы выразить свое сочувствие арестованным студентам, это могло навести на него подозрение, а Зинаида Павловна ходила и потом все рассказывала.

Молодой Балмашев, убивший ненавистного царского сатрапа, тоже был волжанин, из Саратова, а отца Балмашева знали как видного народовольца. Старик этот, честный и готовый на все в своей любви к угнетенным, не раз говорил, что для него нет высшего счастья, как видеть своего сына «мучеником за народ». Молодой Степан — так звали террориста — остался верен заветам отца. Говорили, что старик с большим мужеством переносит неизбежную гибель любимого сына.

Глеб и сам жалел и старика и сына. И говорил Зинаиде, читая в газетах о Балмашеве:

— Какие люди у нас на Руси, какие люди! Обидно, что в наши дни, когда силы революции все больше пробуждаются к жизни, этот юноша не нашел правильного пути. А книга Владимира Ильича тем и важна, что открывает людям истинный путь.

Как-то вечером Глеб Максимилианович достал из тайника «Что делать?» и долго перелистывал книгу. Уже был поздний час, Зинаида Павловна сказала:

— Глеб, ведь ты знаешь в этой работе все почти назубок!

Он поднял на жену большие, сияющие глаза:

— Ты все-таки вдумайся, Зина, как хорошо сказано в книге! Нет, ты послушай! «…История поставила теперь перед нами ближайшую задачу, которая является наиболее революционной из всех ближайших задач пролетариата какой бы то ни было другой страны. Осуществление этой задачи, разрушение самого могучего оплота не только европейской, но также (можем мы сказать теперь) и азиатской реакции сделало бы русский пролетариат авангардом международного революционного пролетариата». Право, звучит как поэма.

И Глеб начинал взволнованно фантазировать: вот произошла революция и в России началось великое преображение. Мир удивится! Весь мир!..

А Зинаида Павловна, слушая мужа, уже работает за столом. Перед ней — пузырек с химическими «чернилами», ручка и какой-то научно-технический журнал. Улитка пишет очередное письмо в Лондон. Вот она обмакнула перо в пузырек и начала писать бесцветной жидкостью между строк пятой страницы журнала, где идет речь о нарезке трехзаходных шнеков на токарном станке.

Садится за работу и Глеб. У «Искры» из-за ее переезда в Лондон увеличились расходы, нужно помочь ей деньгами. И он берется писать (тоже химией) письма в искровские группы Астрахани, Саратова, Ярославля, Москвы.

— Послушай, Зина, — сказал однажды Глеб, вернувшись домой как никогда веселый и довольный. — Ты ведь знаешь, что наши Кранихфельды ждут наследства?

— Знаю.

Семья Кранихфельдов происходила из обрусевших немцев. У Сергея Николаевича Кранихфельда — убежденного социал-демократа, отбывавшего ссылку в Самаре, вдруг объявился за границей дальний родич, который оставил после себя большое наследство. Утром Сергей Николаевич пришел в депо и сообщил Глебу Максимилиановичу, что хотел бы отдать свою долю наследства «Искре».

— И много? — деловито спросила Зинаида Павловна.

— Видишь ли, наследство достанется Сергею Николаевичу не целиком, оно завещано еще двум его двоюродным братьям. На троих придется примерно около ста тысяч рублей. На его долю выйдет, следовательно, тысяч тридцать с лишним.

— Ого! — не удержалась Зинаида Павловна. — Но позволь, Глеб, у Кранихфельда семья и много сестер, живущих очень бедно. И сам он очень нуждается.

— Да, вот он и решил: третью часть отдать сестрам, десять тысяч нашему самарскому центру, а остальные отдать «Искре» на подготовку съезда партии.

— А себе?

— А себе почти ничего. Таковы наши люди, Зина, в том-то и наша сила. Садись, пиши «Фекле». Пусть обрадуются.

3

Из России от агентов «Искры» наконец начали поступать письма. Огромного труда стоило Владимиру Ильичу и Надежде Константиновне наладить переписку. И они прямо ожили, когда письма пошли потоком.