Перечитав эти строки, Владимир Ильич некоторое время не отрывал от них глаз, потом сказал со вздохом:
— Да, мы над этим местом думали, когда помещали статью в номере, советовались. Ну что ж, борьба есть борьба, Надя, тут он прав.
— Я понимаю, Володя, но в России я от многих слышала, что Плеханов все больше становится бранчлив, а это уж нехорошо.
— Нехорошо, — согласился Владимир Ильич. Он был в хорошем настроении. Шутливо добавил: — Возможно, сказывается возраст. Все-таки учти, Надя, ему скоро пятьдесят!
После чая они пошли искать более удобную квартирку. Жили члены редакции на скудные средства, которые выдавались им из партийной кассы. Выпуск и распространение «Искры» стоили дорого, и приходилось экономить каждый грош.
Квартиру нашли не сразу. Потратили еще день на поиски. И наконец набрели на дешевую квартирку в тихом уголке Мюнхена, где проживает малообеспеченный люд, и скоро переехали туда. Теперь можно было вызывать из Питера Елизавету Васильевну. Дали ей телеграмму и через неделю уже встречали ее на вокзале. По случаю приезда Елизаветы Васильевны был устроен обед для всей маленькой колонии «Искры».
Но главное было, конечно, не в домашнем обеде, по которому, правда, все соскучились, а в возможности послушать новости, привезенные из России Елизаветой Васильевной, сообща посидеть, отдохнуть.
— Неужели Надя вам не рассказала всего? — отбивалась Елизавета Васильевна от усердно наседавших на нее с вопросами работников «Искры». За обедом приезжей особенно не давал покоя сам Владимир Ильич. Она только смеялась: — Ох, и ненасытные вы люди. Ну что вам еще рассказать? Да вы же лучше моего знаете, что творится в России!
По вышедшим номерам «Искры» действительно видно было, что газета прекрасно осведомлена о новейших событиях русской жизни. В газете можно было найти корреспонденции из самых разных уголков России, а не только из наиболее крупных городов. Донецкая Юзовка, Саратов, Одесса, Кишинев, Екатеринбург, Нижний Новгород, Псков. События в Питере и Москве освещались особенно широко. Все это было результатом тех связей с комитетами и агентами «Искры» в России, которые газета успела наладить.
В «Искре» уже прошла корреспонденция Глеба Кржижановского, рассказывавшая о жизни в Сибири, на строительстве железнодорожной магистрали. Конечно, подписи Глеба под заметкой не было, как и под корреспонденцией Лепешинского о псковской жизни на страницах третьего номера.
Увидит скоро свет и корреспонденция Бабушкина из Иваново-Вознесенска, присланная Бауманом в книге «Жития святых».
Ссылаясь на это, Надежда Константиновна, смеясь, защищала мать от града расспросов и говорила гостям:
— Не мучьте маму, друзья. Только, пожалуй, об одном пусть нам поподробнее расскажет. Как дела у Калмыковой?
— Да, да, — заинтересованно придвинулась Засулич поближе к Елизавете Васильевне. — Меня это волнует больше всего!
Судьба Тетки давно тревожила мюнхенскую колонию «Искры».
Вот какая история произошла с Калмыковой.
На январские и февральские волнения студенческой молодежи правительство Николая II ответило репрессиями. В эти месяцы усилились и рабочие выступления. Царские власти не в шутку встревожились. Последовали драконовы указы: «запретить», «навести надлежащий порядок». Но это только подлило масла в огонь.
В февральский день в Петербурге, у Казанского собора, произошла демонстрация, закончившаяся схваткой студентов с полицией. Толпа пела «Марсельезу». В марте демонстрация у Казанского собора повторилась. На площади перед собором колыхалось море голов. Трепетали на ветру два знамени — белое и красное. В толпе ходили курсистки и разбрасывали прокламации. Слышались гневные протесты против тирании самодержавной власти.
Прошел слух, что царь испугался и сбежал из Зимнего дворца. Он поспешил укрыться в Царском Селе, подальше от Петербурга, а войскам отдал приказ подавить бунт. Сразу повеяло чем-то грозным. Скоро налетели казаки и городовые. Били демонстрантов шашками, вынутыми из ножен, и нагайками. Страшные сцены увидел Петербург в тот день. Кричали женщины, падали, обливаясь кровью, юноши и девушки. Разъяренные студенты вырывали у полицейских шашки, бросали в них камнями.
На заставах произошли стычки казаков с рабочими. Четыре роты солдат стояли наготове у Триумфальной арки за Нарвской заставой. Опасались выступления путиловских рабочих.
Калмыкова в тот день тоже была в толпе у Казанского собора. Не в ее натуре сидеть дома в такие минуты. Она все видела с паперти собора. И, возмущенная до глубины души, вечером того же дня пошла в писательский клуб, где ее хорошо знали, и организовала письмо с протестом против позорных действий царских властей. Несколько десятков писателей подписали протест. В эти дни Александра Михайловна снова показала себя решительной женщиной.
«Искра» подробно рассказала на своих страницах о событии у Казанского собора, о гневном протесте русской передовой общественности против зверской расправы с безоружными манифестантами, о студенческих волнениях последнего времени в других городах.