Все трое были почти ровесники: Владимиру Ильичу еще не хватало каких-то месяцев до тридцати, Мартову было неполных двадцать семь, Потресов же имел гораздо больше оснований, чем Владимир Ильич, именоваться «Стариком» — ему шел тридцать второй год.
Он уставал раньше остальных и первый молил о передышке:
— Хватит, друзья, голова трещит, право!
На случай, если бы в Смоленске летом собрался съезд, Владимир Ильич сделал новые наброски партийной программы.
Мартова удивляло: когда же Владимир Ильич успел так много! И проект «заявления от редакции» готов, и программа вырабатывается. В Петербурге, Москве и кое-где в провинции уже думают о плане Владимира Ильича, готовятся что-то внести свое.
— Непостижимо! — говорил Мартов, пожимая острыми, костлявыми плечами. — Даже завидно! Надо по справедливости отдать должное такой энергии и особенно — удивительному постоянству на каждом шагу движения к цели…
Иногда в «Тройственном союзе» вспыхивали споры, Благодушный Потресов, впрочем, вскоре сдавался, уступал, а Мартов, с мгновенной быстротой уловив мысль Владимира Ильича, ему понравившуюся, горячо принимался ее развивать. Потресов, уже сдавшийся, только восклицал:
— Умерьте свой темперамент, Юлий Осипович. Все ясно.
Круг лиц, среди которых вращался Мартов в прошлом, принадлежал к слоям служивой интеллигенции так называемого «среднего достатка». Его отец исправлял какую-то должность в «русском обществе пароходства и торговли», был образованным человеком, имел звание «потомственного почетного гражданина».
Пенсне со шнурочком, потрепанный костюм, голова в густой заросли волос, вечно растрепанных, а бородка тощая и тоже всегда в беспорядке, все это придавало Мартову знакомый всем вид бедствующего интеллигента.
Писал он легко, быстро, и Ильич надеялся, что этот человек будет полезен «Искре». Постоянным местожительством после ссылки Мартов выбрал Полтаву, видимо из-за мягкого климата.
Потресов в сравнении с Мартовым выглядел крепышом, но жаловался после ссылки на слабое здоровье. Одевался он опрятно, по-европейски модно и солидно, носил в жилете золотые часы.
Потресов вышел из другой среды; этот человек, тоже широкообразованный, революционно настроенный и хорошо владеющий пером, больше вращался в кругу просвещенных лиц из обуржуазившегося дворянства.
У Потресова были «симпатии», не очень нравившиеся Владимиру Ильичу: в прошлом Потресов много общался с «легальными марксистами» и всячески стремился привлечь их к участию в будущей «Искре».
— Они полевеют, — уверял он Владимира Ильича и Мартова. — Они хорошие люди, право…
Хорошие люди… А марксизм извращают, опошляют, выхолащивают из него душу. Нет, с ними «Искре» не по пути.
Мартов яростно нападал на Потресова:
— Долой соглашательство! Никаких компромиссов с буржуйскими «легалами»! И вообще никаких соглашений.
Горячась, Мартов тянул в другую сторону: к предельной нетерпимости, уже отдававшей сектантством.
Владимир Ильич ясно видел достоинства и недостатки этих людей и отдавал себе отчет в том, что работать с ними будет нелегко. Но он надеялся, что сама жизнь заставит этих людей стать ближе к тем идеям, которые они готовы всячески поддержать, еще, может быть, даже не очень усвоив всю их глубину.
В политике, как и вообще в жизни, не всегда кончаешь дело с теми, с кем его начинаешь. В этом Владимир Ильич давно убедился. Сколько свежих сил подойдет, когда зазвучит набатный голос «Искры»!
В апрельский день в Пскове появилась Калмыкова, только что прибывшая из Петербурга.
— Ну, Верочки в Питере уже нет, — сообщила она Владимиру Ильичу и его товарищам по «Искре».
— Как так нет? — ахнули все трое.
— А вот так. Укатила наша Вера Ивановна. Обратно в Женеву. Чуть не попалась. Все расскажу, милые, дайте передохнуть.
Калмыкова привезла деньги для будущих изданий «литературной группы», — женщина деловая и решительная, она не стала тянуть.
— С богом! Начинайте! — сказала она. — Я тоже с малого начинала. Это верно, что всё от искры. Я помогу вам достать еще денег.
В Псков Александра Михайловна приезжала как бы инкогнито и, несмотря на свою любовь к обществу, никому и нигде не показывалась. Посидит часок-другой на квартире у Потресова (сюда к приезду Тетки соберется вся «литературная группа»), поговорит, посмеется, расскажет новости и уже спешит к поезду.
Ее рассказ о Засулич заинтересовал всех. С Верой Ивановной чуть не случилась беда.
— Паспорт, как вы знаете, был у Веры Ивановны чужой, — рассказывала Александра Михайловна. — Считалась Вера по паспорту теткой одного студента-болгарина, который у меня иногда бывает…
Несмотря на липовый паспорт, Вера Ивановна вела себя уж слишком неугомонно. Не сиделось ей на Песках. То пойдет на Невский, то потянет ее посмотреть дом градоначальника, где она пальнула в Трепова.