Он снова проходит мимо ресторана.
Перед ирландкой рюмка, вроде коньяк.
Вот хлыщ!
Он возвращается обратно – она пьет из бокала. Виски, конечно. Ирландцы впитывают их с молоком матери.
Он останавливается возле кафе «Зезе» и отворачивается в сторону кафе «Виктор», когда журналист с ирландкой проходят мимо. Они движутся к Ню-Эстергаде, теперь он понимает, куда именно. Следует за ними. Пара останавливается возле знакомого ему дома, ирландка показывает рукой вверх, на четвертый этаж. Журналист звонит в дверь, потом достает мобильник, прикладывает к уху. Ирландка смотрит на него, кивает, и они отходят.
Прощаются возле его автомобиля.
На этот раз обходится без объятий.
Но журналист провожает ее взглядом. Да он больной, черт!
Эресундсбрун они проезжают уже в темноте.
Далеко впереди мелькают задние фары «сааба».
Он уже знает, куда направляется журналист, и не удивляется, когда тот останавливается возле кирпичного дома в Андерслёве.
Он зол.
Потому что гангстерша не отвечает на звонки, потому что он не успел купить чипсы из свиной шкурки.
А ведь это то, что он всегда делает в Копенгагене.
Глава 47
Арне злился из-за того, что я не выполнил обещания связаться с инспектором Эвой Монссон.
– Один ты такое не потянешь! – кричал он.
– А это не твоя забота, – парировал я.
Идиотская фраза, ведь именно Арне направлял мое расследование, выискивал людей, о существовании которых я и не подозревал. Кто я без него? При этом даже Арне я не мог открыть всей правды о том, что делал и чего не делал.
– Прости, глупость сморозил, – поправился я.
Арне фыркнул.
Я же выложил ему последние новости.
О том, как нашел в Интернете запись радиопередачи с участием Герта-Инге Бергстрёма, о том, с каким трудом выуживал о нем информацию в «Гугле», обо всех предприятиях Бергстрёма и о размытом снимке с транспортной конференции в Далласе.
– В Копенгагене я все распечатал. Ты получишь копию, – пообещал я.
– Ты был в Копенгагене?
Арне тер металлической губкой дно чугунка, в котором готовил макароны. Если они и подгорели, я ничего не заметил.
– Я пригласил эскорт-даму в кафе «Дан Тюрелль», – сообщил я.
– Зачем тебе эта дама?
– Я уже встречался с ней год назад, после смерти Юстины Каспршик. Вчера ей позвонил. В «Дан Тюрелле» у нее офис. Похожа на бизнес-леди. Носит только короткие юбки… по крайней мере, в других я ее не видел… Короткие юбки, длинные ноги – обычно это сочетается.
– Черт с ней, с юбкой, – перебил меня Арне, убирая тарелку в шкаф. – Говори по делу.
– Я показал ей тот же фильм, что и тебе, и она узнала Юстину Каспршик, несмотря на парик и очки.
– Если он хотел, чтобы она играла в парике, купил бы что-нибудь поприличнее. У Бергстрёма водятся деньги, если это он.
– Согласен, – кивнул я.
– А голос мужчины она узнала?
– Она никогда не встречалась с ним. Еще за год до смерти Юстины она узнала, что у той есть постоянный клиент, однако никогда его не видела. Он богат и увлекается БДСМ – вот все, что ей было известно.
Арне поставил на плиту воду для кофе и, пока та закипала, вытер стол. Сначала влажной тряпкой, которой мыл посуду, потом сухим кухонным полотенцем.
– И когда я вчера встретил…
– Эскорт-даму?
Я кивнул.
– А имя у нее есть?
– Лоне. Она представилась как Лоне, большего не знаю.
Арне приготовился слушать.
– Она дала мне телефон и адрес БДСМ-салона, где состоятельные люди могут кому-нибудь задать или от кого-нибудь получить взбучку.
– Странный мир, – пробурчал Арне.
– Не говори, – поддержал я. – Так вот, Лоне назвала девушку, которая знала шведа, всегда приезжавшего в Копенгаген с персональной розгой. И дала мне ее номер.
– Не та, что была в Нью-Йорке?
Я покачал головой:
– Эту зовут Шеннон Шей, и она ирландка. С ней я тоже встречался.
– И что?
– У меня был номер салона, я звонил им, но ответа не получил. И дверь оказалась заперта, никаких признаков жизни. А дом действительно шикарный. Это всего в нескольких кварталах от «Дан Тюрелля».
– Что сказала ирландка? – перебил меня Арне. – Она видела фильм?
– Да, но не узнала Юстину. Она никогда с ней не встречалась. Собственно, ирландка не совсем эскорт-девушка и с Лоне почти не знакома. Сделки заключались через сербку, которая всем заправляет. Хотя Лоне предполагает, что главная в салоне все же не сербка, а кто-то другой. В Копенгагене организованная преступность…
– Как же ирландка попала в эту компанию?
– Через французского бойфренда, саксофониста. Он играл джаз и вечно сидел без денег. А аренда квартиры стоит дорого. И вот он услышал про сербку и захотел, чтобы Шеннон прозондировала почву. Или даже подзаработала. Женщина пожертвовала собой ради непризнанного гения – старо как мир.
Когда я показал ирландке фильм, она заплакала.
Я заказал ей кальвадос, она выпила.
Потом покачала головой и долго смотрела вдаль.
– Вот оно как… – прошептала она.
Я опустил глаза.
– Вот что жизнь делает с человеком. Кто он, вы знаете? – Она взяла меня за руку.
– Может быть, – кивнул я.
– А полиция? – (Я пожал плечами.) – Его уже взяли?
– Пока нет.
– А возьмут?
– Надеюсь.